ФСБ подгрузила «Сеть» новым уловом

11 апреля обвинение в участии в террористическом сообществе предъявили еще одному молодому петербуржцу – промышленному альпинисту Юлию Бояршинову.

«Очень страшно узнавать из чата о задержании кого-то близкого. Еще страшнее осознавать, что ему теперь грозит до десяти лет тюрьмы, – говорит Яна, подруга Юлия. – В России ты как будто всегда готов, что кого-нибудь тебе знакомого могут посадить на пару лет за репост или за то, что неудачно задел полицейского на митинге. Но такого не ждешь совсем».

В его виновность никто из друзей и знакомых поверить не может. Все отзываются о нем как об очень миролюбивом, добродушном парне, не приемлющем любые проявления нетерпимости. Был волонтером в приютах для животных, кормил бездомных, стал одним из организаторов проекта Freemarket (дает людям возможность свободно обменять ненужные вещи или принести их в дар бездомным, а то, что никто не взял, свозится в благотворительный магазин «Спасибо»). Любит путешествия, походы.

Вечером 21 января, когда Юлий шел по улице, возле притормозил патрульный автомобиль. Полицейские заинтересовались содержимым его рюкзака: «Что у тебя там?» «Там» оказалось около 400 грамм дымного пороха. Эта смесь из древесного угля, серы и селитры относится к относительно слабым взрывным веществам. Известна с времен Средневековья, в наши дни чаще используется для изготовления фейерверков, а также любителями стрельбы и охотниками, предпочитающими по старинке, вручную снаряжать патроны.

Юлия доставили в 53-й отдел полиции. Отказ от общения со ссылкой на 51-ю статью Конституции полисменов, похоже, всерьез разозлил – по словам Юлия, его несколько раз ударили в живот и по лицу (впоследствии, при помещении Бояршинова в СИЗО «Кресты-2», тюремный врач зафиксирует следы ударов в области живота и головы, синяк под глазом). На другой день в квартире, где он живет с родителями, проведут обыск, изымут технику, книги и анархический журнал «Автоном».

Из дому повезут в Елизаветинскую больницу, возьмут кровь из вены и сделают МРТ головного мозга. Там при медицинском осмотре также будут зафиксированы гематома и ссадина на лице.

23 января районный суд Приморского района изберет Бояршинову, обвиняемому в незаконном хранении взрывчатых веществ (ч. 1 ст. 222.1 УК), меру пресечения – 30 суток содержания под стражей. На тот момент у Юлия был адвокат по назначению, родных о судебном заседании не известили.

Звонить в ФСБ, спросить Костю или Диму

Через неделю к нему в Кресты-2 пришли двое, представившиеся только по именам – Костя и Дима – и оставившие для связи номер петербургского УФСБ.

Костя с Димой интересовались возможными связями Бояршинова с фигурантами «дела Сети», перечисляя их фамилии. Но тот опять прибег к 51-й статье и на вопросы отвечать отказался. Расстались на многообещающем «хуже будет».

Слова не разошлись с делом – 12 февраля Юлия перевели в известное как «пыточное» СИЗО-6, в поселок Горелово (где находится и антифашист Виктор Филинков). По словам адвоката Ольги Кривонос, представляющей интересы Бояршинова, там его поместили в камеру с 40 арестантами (при вместимости до 35). Авторитетные соседи встретили новоприбывшего кулаками.

На другой день снова наведались Костя с Димой – полюбопытствовать, усвоил ли юноша преподанный урок. Попытались доходчиво объяснить, что это только начало, хуже еще есть куда. Но Юлий отвечать на вопросы по-прежнему отказывался.

2 марта в Горелово приехали члены областного ОНК – но в камеру они не заходили, заключенных по одному приглашали в кабинет, где с ними беседовали в присутствии начальника изолятора. При таких вводных жаловаться на условия содержания Бояршинов не стал.

После визита ОНК его перевели в барак под 150 человек (включая имеющих не одну ходку по статьям за убийства, изнасилования, грабежи) при 116 спальных местах.

Несколько дней приходилось спать прямо на полу. Что, как допускает адвокат, и могло спровоцировать возвращение симптомов имеющегося у подзащитного хронического тонзиллита. Тюремный доктор ограничился выдачей антибиотика.

Теперь, как рассказывает Ольга Кривонос, Юлий спит втроем с другими заключенными на двух сдвинутых кроватях.

«Да, моего подзащитного не пытают электрошокером, но условия его содержания пыточные, – считает Ольга Кривонос. – Ответа на мое обращение, направленное областному прокурору по надзору за соблюдением законов в местах лишения свободы, так и не поступило. По истечении двух недель мне лишь сообщили, что оно теперь перенаправлено прокурору города Ломоносова – как будто речь идет не о проблемах личной безопасности человека, требующих незамедлительного вмешательства, а о неисправности какого-нибудь сломанного чайника!»

Свиданий с родными Юлий тоже лишен. Формально проволочки с выдачей необходимого разрешения объясняют переводом дела по подследственности: сначала оно было в производстве дознавателей УМВД по Приморскому району, потом ушло в Городскую прокуратуру, а оттуда – в ФСБ.

Ведет его, насколько известно «Новой», тот же следователь, что складывает дела Виктора Филинкова и Игоря Шишкина, – Геннадий Беляев. Ходатайство о его отводе, поданное адвокатом Филинкова Виталием Черкасовым (по словам Виктора, Беляев переписывал выбитые из него под пытками показания), не было удовлетворено.

Упомянутые Дима с Костей – это с большой долей вероятности ударно поработавшие с Филинковым опера ФСБ Дмитрий Прудников и Константин Бондарев. О последнем Виктор говорил как о руководившем его истязаниями сотруднике спецслужб.

Бондарев может быть причастен и к «допросу с пристрастием» свидетеля Ильи Капустина, заявившего в СК о пытках со стороны сотрудников ФСБ и просившего обеспечить ему госзащиту (не получив ее, покинул страну).

Капустин, напомним, попал в переплет «дела Сети», после того как его входящий звонок был отслежен в телефоне Бояршинова (оба работали промышленными альпинистами, Илья пытался связаться с коллегой по служебной надобности аккурат в момент его задержания).

Выходит, Бояршинов был задержан самым первым, двумя днями раньше Филинкова и Шишкина. Для тех, кто следит за ходом этого дела, появление нового фигуранта стало полной неожиданностью: до сих пор никакой информации о нем наружу не выходило. По словам Ольги Кривонос, ее подзащитный и его близкие не видели необходимости апеллировать к правозащитникам и СМИ, пока ему вменялась только 222-я статья, – полагая, что ничего особо серьезного против Юлия нет, он дал внятные объяснения относительно вполне мирных намерений использования дымного пороха (более подробно адвокат объяснить не смогла, так как дала подписку о неразглашении), надеялись на условный срок.

Предъявление 11 апреля обвинения в участии в террористическом сообществе (ч. 2 ст. 205.4 УК РФ) стало шоком.

Этот жестокий российский цирк

Его отец Николай Николаевич с трудом подбирает слова: «Ничего, кроме хорошего, я о своем сыне и сказать-то не могу, правда. Он очень внимательный, отзывчивый, абсолютно неконфликтный человек. Всегда так близко принимает к сердцу чужие проблемы и беды. То бездомным животным помогает, то обездоленным людям… Вот, помню, когда случился небывалый урожай яблок, они с ребятами кинули клич по садоводствам, чтобы люди привозили излишки. Наварили огромные такие кастрюли компота и ездили раздавали бездомным. Бывало, и обеды для них варили, старались как-то поддержать. И нам, родителям, всегда помогал. Еще когда учился в ИТМО, брался за разную работу. А потом после трех курсов выбрал для себя промышленный альпинизм – как востребованную всегда специальность. Мы с женой оба художники, а с заказами-то все хуже и хуже.

Юлий всегда о нас заботился, как приедет – холодильник забьет продуктами. И одежду мне всегда он подбирал, очень старался, чтобы понравилось и подошло. Знаете, он, наверное, единственный, кто знал мои размеры одежды и обуви.

В голове не укладывается то, что сейчас с ним происходит, это абсурд какой-то! Да не только с ним, это ведь уже какая-то страшная тенденция, судя по тому, о чем мы читаем в прессе: забирают молодых неравнодушных людей. Как будто всех хотят запугать, чтобы молодым боязно было вообще что-то делать…»

В поисках фото Юлия просматриваю подборки в близких ему сетевых сообществах. Всматриваюсь в лица тех, кто, как и он, пытаются изменить этот катящийся в тартарары мир: совсем юные, открытые, улыбчивые. Одни – на акции в защиту вырубаемых лесов или против захвата озер. Другие – на митинге против семейного насилия и за равные права для женщин. Третьи – на сборе вещей для бездомных.

Лозунги, написанные на плакатах или на собственной груди: «Только ты в силах сделать мир лучше», «Солидарность вместо фобий», «Откройте сердца! Закройте бойни!» Ловлю себя на том, что все эти подборки с куда большим тщанием наверняка просматривали и условные «Костя с Димой». Выискивая в этих подставленных солнцу лицах совсем другое, вынюхивая потенциальный материал для новых звеньев «Сети».

Транспарант «За российский цирк без жестокости» (с одной из акций, где зачинщики сгрудились в костюмах зайчиков, медведей и прочих зверюшек) в свете последних событий считываешь уже совсем по-иному.

«В письмах из тюрьмы, – рассказывает подруга Юлиана Женя, – он пишет: «Тут каждый день проходит одинаково. Как будто едешь в трамвае весь день, с перерывами на прием пищи и сон». В трамвае в час пик, добавила бы я, учитывая перелимит 116-местной камеры, где сидит 150 человек. Он говорит, что люди повсюду, что сложно сосредоточиться, поэтому не всегда сразу может ответить. Но я убеждена, и он сам это пишет, что письма очень поддерживают. Я надеюсь, что теперь, когда история Юлиана стала гласной, он получит с воли от знакомых и незнакомых ему людей целую кучу писем, и это придаст ему сил и стойкости в пыточных условиях гореловского СИЗО».

Написать можно через «Росузник», через ФСИН-письмо или воспользовавшись традиционной почтой: 188508, Ленинградская область, Ломоносовский район, МО Виллозское сельское поселение, Заречная ул., 22, тупик, СИЗО-6 «Горелово», Бояршинову Юлию Николаевичу, 1991 г. р.