Честно говоря, не хочется, чтобы мое последнее слово имело форму манифеста, борьбы или анализа судебного процесса. Я хотел бы обратиться ко всем присутствующим в первую очередь как к людям, не имеющим каких-то должностных полномочий, ярлыков, статусов и так далее, чтобы мнения всех присутствующих исходило в первую очередь со стороны человечности.
Я не буду лукавить, я благодарен всем выступившим защитникам, свидетелям, которые, в первую очередь, только с хорошей стороны отзывались обо мне. Но я не святой человек, я не идеальный человек, за всю свою жизнь я мог себе позволить какие-то громкие высказывания, заблуждения: я мог оскорбительно выражаться, хулиганить, потому что я обычный парень, обычный пацан, я не являюсь вегетарианцем, но в то же время я не являюсь тем, кем меня представляло следствие все это время, я не являюсь жестоким террористом, террористом вообще, я не являюсь боевиком. Я не являюсь тем человеком, который ради своей выгоды готов лишать жизни других людей и готов совершать какие-то запредельные поступки. То есть все это время в заключении мне удалось пообщаться со многими людьми, то есть с сотрудниками УФСИН, полицейскими, в том числе и с конвоем, и как бы я понимаю, что есть и плохие люди, есть и хорошие, они есть везде. То есть среди этих людей, по версии следствия, среди которых я планировал совершать преступления, я встретил таких же ребят, ничем не отличающихся от меня, они слушают музыку, ходят в развлекательные заведения. Я не могу представить, как мог бы я лишать их жизни ради оружия, опять же по версии следствия, или просто из-за того что они носят форму. Вообще, если бы мне задали такой вопрос, готов ли я убить человека ради мира на земле, я с уверенностью ответил что нет, я знаю, что я не имею никакой власти над жизнью человека. А также я знаю, что мира нельзя добиться через пролитие крови. Кто-то, может быть, подумает, что я лицемер, о том, что я говорю всё это — это чтобы избежать наказания, выставить себя в хорошем виде, то что я вот такой хороший, невиновный и так далее. Но лицемерие — это скорее, когда человек говорит о том, о чем не думает на самом деле. Я же в своем последнем слове искренен. За все эти два года, все эти условия, в которых я находился, отсутствие возможности быть рядом с близкими людьми,— это уже и так более чем суровое наказание за что бы то ни было. Не говоря уже о том, что Кусов Василий, Пчелинцев получили серьезные заболевания за это время.
Все чаще я думаю, что мне предстоит в дальнейшем, если я получу срок, повторюсь, срок действительно серьезный, я уже представляю, что из себя представляют данные места, в которых мне предстоит находиться, и я все думаю, что будет в дальнейшем происходить. То есть как бы дело в том, что люди, которые осознают, за что они несут наказание, они в заключении чувствуют себя иначе, чем те, кто задает себе вопрос “за что?” Люди, которые совершили убийство, грабеж, я не знаю, другие какие-то преступления, они понимают, что когда-то совершили ошибку. Хорошо, если они понимают. И они понимают, за что несут наказание. Что в дальнейшем буду чувствовать я — этот постоянный вопрос «за что?», на который нет ответа. Он будет снова и снова зарождать ненависть внутри, которая будет постоянно пытаться поглотить меня полностью. Моё наказание в заключении — это борьба с этой ненавистью, и это, поверьте, наиболее тяжёлое испытание, которое мне предстоит. Потому что все-таки хочу остаться собой и остаться тем человеком, каким я являюсь.
Но если все заключается только в том, что у меня находится в голове, то, что называется моими взглядами. В детстве нас всегда учат не врать, говорить правду, и это является воспитательным процессом, и это как бы то, чем человек должен руководствоваться в своей жизни. На всех судебных заседаниях мы неоднократно видели, как взрослые люди нагло оговаривают, врут и знают о том, какие это может понести последствия за собой. Они понимают то, что от их слов зависит жизнь людей, и продолжают врать. Я хочу обратить внимание, что врут взрослые люди. То есть я, по сути, некоторым из них гожусь в сыновья, младшие братья. Я вот смотрю на них, и они врут. Я даже не знаю, как к этому относиться. Я не понимаю этого. Есть ложь незначительная, когда ты, там, обманул, что ходил в магазин, а на самом деле ты в магазин не ходил, а есть ложь, от которой действительно зависит жизнь человека. И вот мы наблюдаем именно такую ложь. В дальнейшем мы растем начинаем более осознанно жизнь свою проживать, и нас учат помнить своих предков, героев, которые защитил и нас от всемирного зла под названием “фашизм”. Мы все это осознаём, впитываем в себя. И после этого я нахожусь здесь, являясь убежденным антифашистом, выслушивая показания закрытого свидетеля, который является откровенным нацистом. И знаете, стоит, конечно, отдать ему должное, что он нашел более гуманный способ решения… точнее, более гуманный способ борьбы с антифашистами, теперь они уже не стреляют в затылок нам в подъезде, они дают на нас лживые показания, спрятавшись за масками и стенами, говоря другим голосом. Наверно сейчас этот человек ликует, радуется о том, что “вот, я победил! Теперь в моем городе нет этих антифашистов, которые разоблачали нашу деятельность. Я его переиграл, обманул”.
И вот, возвращаясь к тому, что стоит все чаще вспоминать о тех предках, которые, в том числе о наших родственниках, которые победили вот это фашистское зло, и проводить параллели с действительностью, когда вот этот откровенный нацист сейчас находится дома, или я не знаю где. Я думаю, многие какой-то итог из этого подведут. К тому же, в дальнейшем, с самого раннего детства нас учат истине религиозных учений — возлюби ближнего своего. А здесь почему-то в голову мне всегда приходит то, что происходило со мной, и о тех обстоятельствах, которые я неоднократно описывал здесь на заседаниях. Знаете, я не могу еще найти в себе силы даже не то чтобы возлюбить, просто нормально относиться к людям, которые применяли ко мне насилие. То есть они не просто побили меня, не просто наказали меня — это издевательство, садизм. И я пока что не знаю, и, опять же повторюсь, не могу найти в себе сил понять этих людей.
Потом мы начинаем обучаться в школе, там мы изучаем литературу, историю, которая учит нас мудрости, учит нас… формирует в нас взгляды, учит нас опыту, который приобретался многими поколениями и доносился до нас. И во многом как раз-таки классики литературы повлияли на формирование моих взглядов (в том числе мои земляки): Лермонтов, Куприн. А также (он не являлся моим земляком) Лев Николаевич Толстой. Я бы хотел процитировать его, он еще давно писал книги, которые как раз у меня изъяли, о том что “принципы свободы, равенства и братства, также, как и вытекающие из них меры, как были, так и остались, и останутся истиной. И до тех пор будут стоять как идеалы перед человечеством, пока не будут достигнуты”. По сути, этих же принципов всегда придерживался и я, поэтому я в них не вижу ничего преступного или запретного. Почему я все это вообще говорю? А к тому, что все эти взгляды, мнение мое, оно не заносилось ко мне в голову агентами иностранных государств, какими-то вербовщиками и политическими деятелями. Это мнение сформировалось с помощью учебы, воспитания, развития. Но, может быть, здесь проблема заключается, как литературным языком выражаться, — проблема отцов и детей? Проблема непонимания поколений, когда, возможно, наши какие-то действия, наши убеждения не поняты более взрослым поколением, поэтому они пугают, и кажутся преступными, кажутся слишком вызывающими? Может быть, да. Мы иногда ведем себя настолько вызывающе, что вызываем подозрения излишние. Но, опять же, скажу, что никто из нас не переступал грань дозволенного, никто из нас даже не собирался переступать эту грань.
В заключение своего выступления мне хочется, во-первых, попросить прощения у своих родных, своей семьи за то, что уже долгое время меня нет рядом с ними, и за то, что, возможно, мне еще предстоит отсутствовать долгое время, помогать, оберегать. Мне хочется сказать спасибо всем присутствующим, что на протяжении всех судебных заседаний вы выслушивали мое мнение, давали мне возможность защищать себя. Мне хочется сказать спасибо всем без исключения, кто мне верил на протяжении всего этого времени, кто продолжает мне верить, кто помогал мне, кто поддерживал. Потому что во многом благодаря этой вере и поддержке я держусь и все-таки остаюсь человеком. Также хочется извиниться перед людьми, по отношению к которым я, может быть, поступал эгоистично, плохо. Во многом я все свои какие-то плохие действия, ошибки я осознал. Что касается тех, кто совершал в отношении меня насилие и кто здесь нагло меня оговаривал, я с большим трудом, но все-таки скажу, что я прощаю их за то, что они сделали со мной. Потому что мне не хочется, опять же, жить с постоянной ненавистью к этим людям, мне хочется все это поскорее забыть, и как можно выразиться, отпустить. Я продолжаю верить в любовь, дружбу, в те самые светлые чувства. И самое главное, в справедливость. У меня все. Спасибо за предоставленное время.
Читать также:
Последнее слово Дмитрия Пчелинцева
Последние слова Михаила Кулькова и Максима Иванкина
Последние слова Андрея Чернова, Василия Куксова и Армана Сагынбаева
Слова христианина. Человека большой воли и высочайших принципов. И опять обратная эволюция. Мир движется к концу.
Сил Вам, крепости духа, моя Вам поддержка, Илья! Свободы и веры! Вы состоялись как Человек!
Вы — наше будущее. От него не уйти, куда бы вас ни сажали. Будущее надвигается с неумолимой силой на грязную отжившую систему порабощения умов и жизней. Главное напутствие — оставаться безупречно в состоянии мирного воина, и пестовать свой дух. Эти качества пригодятся к моменту освобождения, когда система сама себя съест. Храни Господь!
Требую выпустить и полностью оправдать ребят.
Такими людьми надо гордиться!
Отличный просто парень. У меня мысль мелькнула: он что святой?
Этот человек обладает высоким сознанием Христа. Он победил себя и Он выбрал жизнь, ибо низшую душу свою не пожалел, освободив Душу Христа — Сына Бога.
До слез. Читаю и думаю- если этих ребят сажать и наказывать, то кто же останется? И как рассказать об этом своему сыну-подростку? И как жить вообще?
…
Как горько достоверно знать,
что нет надежд на измененье,
где назначенье власти — врать
и корчевать сопротивление
уже попыткой мыслить вслух
о неизбежном рукопашном
и собираться больше двух,
чтобы сочувствовать отважным.
Она боится всех и, всё же,
другого века не дано,
и, значит, разуму негоже
величить синее сукно
на вертикали достижений
кровавой доблести побед
и непечатью выражений
плевать на лифтовый портрет.
Но, что же делать за столетьем
страны, доставшейся рабам?
Рванулись на свободу дети
к сплетенным сволочью сетям,
и, пусть, она, за шаг до тлена,
напялит краденый венец,
я проклинаю все колена
рукастых холодом сердец.
2020.02.13