Выступление Василия Куксова в прениях 14 января 2020 года.

Решил принять участие в прениях. Я не юрист, поэтому буду говорить своими словами. Естественно, с предъявленным обвинением я категорически не согласен. Более того, находясь уже третий год в заключении под стражей, я просто не до конца понимаю, как вообще так может происходить. Как будто бы это до сих пор не реально. 

Меня обвиняют по обвинительному заключению как участника террористического сообщества, и также в хранении оружия. Ну, что тут сказать? Для меня это просто выглядит абсурдно, потому что я никаких таких преступлений никогда не совершал. Мне на следствии ещё предлагали дать показания против других фигурантов дела в обмен на изменение моего статуса на “свидетеля”. Я этого не сделал, потому что я считаю, что это была бы просто вопиющая какая-то подлость. Я так поступать не могу. И, более того, дело в том, что я ещё ничего и не знал по данному делу, и даже большинство фигурантов я не знал. Поэтому, возможно, из меня и не выбивали пытками какие-то признательные показания, так как их просто нереально было бы и нечем было бы подтвердить в дальнейшем, потому что никакой связи не могло прослеживаться. Хотя я тоже говорил, что при задержании мне пришлось пережить избиения. Я до сих пор и сейчас не называю их “пыткой”, просто потому, что по сравнению с тем, что происходило с Ильёй Шакурским, с Дмитрием Пчелинцевым и Арманом Сагынбаевым… Просто по сравнению с этим это, наверное, даже и не пытки были. Хотя как сказать. 

Ваша честь, я изначально ни на следствии, ни в суде показаний своих не менял. Я всегда придерживался одной позиции и придерживаюсь её до сих пор. О том, что другие фигуранты дела, ребята, подсудимые оговорили себя и других на следствии  под пытками, говорилось много. А то, что все подсудимые впоследствии отказались от признательных показаний и дали показания о том, что вины не признают, подтверждает то, что я изначально говорил правду. То есть, по сути, сейчас другие и сказали то, что изначально я и говорил на следствии. Выходит, государственный обвинитель не учёл мне в качестве смягчающих обстоятельств способствование в раскрытии преступления, которого не было. Но учёл в этом качестве показания, данные под давлением другими подсудимыми, которые от признательных показаний впоследствии отказались. Я считаю, что это, конечно, абсурд. Выходит, что гособвинение поощряет фальсификации и ложь, добытые пытками, и дискредитирует право. Где здесь мораль и справедливость — трудно понять. 

Хочу сказать, что я считаю, что нет ни одного доказательства, подтверждающего мою вину. Могу сказать с уверенностью, что никто из подсудимых никогда не предлагал мне вступить ни в какое сообщество, которое могло бы носить противоправный характер. Тем более уж, террористическое сообщество. Я никогда бы в жизни в такое сообщество не вступил, и для меня терроризм — что-то однозначно плохое. Более того, как можно говорить о сообществе, если, по сути, из всех подсудимых я знал только Шакурского Илью? То есть, сообщество, наверное, предполагает под собой большое количество людей, хотя, может быть, юридически в сообществе могут состоять только два человека, но мы же говорим о каком-то большом, межрегиональном сообществе, которое нам вменяют. Ну как можно быть в сообществе, зная из всех подсудимых только одного? Следствием также не было установлено обратного. Никаких договорённостей с Шакурским, с Зориным, с кем-либо ещё о том, что наши походы имеют целью дальнейшее совершение преступлений или участие в народных волнениях, никогда не было. Я действительно несколько раз ходил в походы, причём кроме Зорина и Шакурского там были люди, которые вообще не допрошены, либо допрошены в качестве свидетелей. Это, например, Фролова… Ну то есть, людей масса было. Мне поэтому и непонятно, почему меня считают участником, а других не считают. Что я такого там особенного сделал, в этих походах, я так и не понял. Все были абсолютно на равных. Никакой особой активности я там не проявлял. Да и никто не проявлял. Просто, видимо, на меня пал выбор. Видимо, просто нужен был ещё один человек.

По поводу того, почему, например, свидетель Зорин считал, что я участник. Зорин тоже на это в суде так внятно и не ответил. Он сказал то, что я ходил в походы. И в то же время, он же сам и подтвердил, что в походы ходили и другие люди. Мне опять же непонятно из его слов, почему я участник, а другие люди — нет. Я также мог не ходить в поход. И не ходил. Это подтверждается даже нашей перепиской в Телеграмме, которая оглашалась в суде. Там также в этой переписке я говорил, что не пойду. Кстати, поход там, в этой переписке называется “походом”, а не “полевым выходом”, как это представлено следствием.

О каких полномочиях Шакурского как организатора вообще может идти речь? Во-первых, мы с ним всегда были на равных. Он никогда не довлел, никогда как-то, не знаю, не больше всех проявлял какую-то активность. По сути, сказать, что поход как-то организовывал, тоже сказать нельзя, потому что, по сути, организации никакой не было. Поход и поход. Никакой программы тоже не придумывал. Также Зорин, свидетель, подтвердил, что я был далеко не в каждом походе, что, кажется, не подтверждает моего постоянного участия.

Опять же, хочу указать, что версия следствия о том, что Шакурский по указанию Пчелинцева создал “Восход” — это просто полнейшая, извините, ересь. Потому что, по сути, мы вместе с Шакурским просто говорили о том, что…  Мы сказали друг другу о том, что мы оба любим природу и вместе решили ходить в походы. Вроде даже, я даже первый предложил ходить в походы. Но я, очевидно, не знал уголовного дела. Поэтому версия следствия просто неверна: по каким-то указаниям это не могло быть. 

Также, если учитывать показания Зорина… Хотя я считаю, что они не правдивы, а лживы по большей части. И сам Зорин говорит, что и названия выбиралось совместно, что-то ещё мы делали совместно. Название нечего было выбирать. Однако он говорит “совместно”. Значит как — Пчелинцев мог сказать, что надо создать “Восход”, а потом выбиралось название. Сложно понять… 

Я был в походах в лесу, вот я помню, в Весёловке, в Ахунах, в “Карасике”, в ноябре выезд или зимой, последний поход. Вот, по сути, и все походы, в которые я ходил. Ничего противоправного там никто не совершал. Но гособвинение продолжает ссылаться на не подтверждённую в суде информацию, просто заново перечитывая обвинительные заключения, доказывая, что я был ещё в каких-то походах,  что-то там делал. Но этого не было. Доказательств гособвинитель не предоставил: ни свидетелей, ни что-либо ещё. В суде свидетель Зорин отрицательно ответил на все вопросы касаемо действий, которые, по версии следствия, я якобы совершал в составе так называемого “Восхода”. 

Ваша честь, о какой тут роли связиста может идти речь, если я не имею представления ни о рациях, ни о шифровании? Я ни с кем из подсудимых никаким образом не связывался даже, не поддерживал дружеское общение. Дружил только с Шакурским и Зориным. Я даже этим “Джаббером”,  которым гособвинитель всем нам “тычит”, я даже этим Джаббером не пользовался, а мне вменяют “связиста”. У меня же ни на обыске не нашли никаких средств связи, ничего подобного. Всё это просто голословно.

Далее, о том, что якобы существует группа “5.11”, мне рассказали только на следствии сотрудники ФСБ. И о сообществе “Сеть” мне также рассказали только уже на следствии. До следствия я никогда даже не слышал и не знал о таких группах. Если такие есть.

В ходе походов я никогда не участвовал в отработке штурма зданий, не обучался изготовлению “коктейля Молотова” или стрельбе из огнестрельного оружия. Я вообще ни разу в жизни из огнестрельного оружия не стрелял, готов в этом поклясться. Я стрелял максимум, может быть, в школе из “воздушки”. Из огнестрельного оружия, даже из охотничьего оружия я ни разу в жизни не стрелял. А мне говорят, что я стрелял, пистолет хранил. И, в общем, во все походы я ходил для того, чтобы просто отдохнуть, развеяться. Мне жизнь в большом городе, так скажем, была не очень приятна. Мне хотелось ближе быть  к природе, поэтому я туда и ходил. Я ходил туда отдыхать, а не обучаться.  

Далее хочу сказать о показаниях “скрытых свидетелей” из СИЗО-1. “Скрытые свидетели”, “засекреченные свидетели” из СИЗО-1 говорят, что у меня якобы было оружие, что я это им говорил. Какие-то единомышленники на свободе, которые готовят государственный переворот. Уважаемый суд, мне неизвестно, о каких единомышленниках идёт речь, так как из всех фигурантов дела я, опять же, повторюсь, знал только Зорина и Шакурского. И никакой иной информации в деле нет. Показания “секретных свидетелей” ложные. Потому что, если учесть, что я никогда не давал признательных показаний… Разве мог бы я кому-то рассказать то, чего не было в принципе? В чём логика? Я никогда не давал признательных показаний, зачем я кому-то первому встречному в чём-то буду признаваться, рассказывать подробности? Это даже не логично. Я не знаю, как это можно представить. Я, пока содержался в 2017-ом году в СИЗО, общался вот как раз с Борисовым, которого тоже по видеоконференции представляли как свидетеля. Он помогал мне писать жалобы, помогал защищаться, вот посоветовал адвоката. Борисов также сообщил в суде,  всё, что он знал, о чём я и говорил. Хотя мы уже с ним более двух лет содержимся в разных местах и не общаемся. Мне известно, кто такой “Лисин”, причём известно прекрасно. Я даже могу сказать, почему он мне известен. Этот человек, “Лисин”, действительно существует, как я считаю, и содержался со мной в камере. Его имя и фамилия уже звучали в суде, просто в контексте. Я не хочу его называть, я не хочу устраивать никаких разоблачений, но мне известно, кто это, и поэтому его слова, что он “хлебнул разруху в девяностые” для меня звучат смешно. Потому что примерно Лисину сейчас 25 лет, в девяностые он был совсем юным. Когда мы содержались в СИЗО, он вызывал у меня некоторые подозрения. Я с ним практически не общался, хотя он постоянно набивался ко мне в друзья. Показания, данные Лисиным на следствии имеют противоречия. В суде Лисин вдруг заговорил о том, что у меня якобы что-то там нашли, хотя показаний следователю об этом он не давал. То он ничего уже не помнит с тех пор, как давал показания следствию, то он вдруг ясно помнил то, чего не помнил на допросе следователя. То есть, он помнил больше, чем, грубо говоря, год назад, два года назад на допросе. Также Лисин вдруг рассказал, что я якобы ему говорил, что у меня дома нашли следы на самодельном взрывном устройстве. Как я мог об этом ему рассказать, если  взрывного устройства у меня не находили, а взрывное устройство нашли у Шакурского? Откуда свидетель может знать о том, что нашли у Шакурского? Это говорит о том, что свидетель воспроизводит не события, происходившие с ним, а хочет оговорить меня, используя откуда-то известную ему информацию по делу, просто путаясь в ней. Откуда он мог знать, что у Шакурского нашли? Он просто пересказал, что ему дали. Хотя он должен рассказывать обстоятельства, которые я ему говорил. Показания секретных свидетелей лишь доказывают, что настоящих, адекватных, безусловных доказательств у следствия просто не было, и оно пыталось хоть что-то слепить, взять не качеством, а количеством. 

Теперь хочу сказать о подброшенном мне оружии, что никогда никакого оружия у меня не было. Я оружием не интересовался, не имел его, у меня не было нужды в нем. Я никогда в жизни не стрелял  ни из какого огнестрельного оружия, даже из охотничьего, тем более, из пистолета. Я вообще не умею обращаться с оружием. А то, что Зорин говорит, что я якобы стрелял, — гнусная ложь. Он не смог сказать, когда такое вообще могло быть, видел ли это кто-то ещё. На следствии таких показаний Зорин не давал. Хотя на следствии он рассказывал про страйкбольные приводы, про “Сайгу” Шакурского, а вот про пистолет он вообще ничего не говорил. Он рассказывал… Это, вроде бы, важный момент, если так посудить — кто стрелял из пистолета. До того, на следствии, это не упоминалось ни разу. Более того, меня следователь никогда не спрашивал о пистолете: где я его приобрёл, зачем, как? Вообще этим не интересовался, никаким образом. Когда впервые Зорина вызвали на суд, неоднократно он говорил, что не видел, что я из чего-либо стрелял. Зорин подтвердил то, что написано в протоколе осмотра места происшествия про стрельбу из пистолета, потому что он подтверждает всё, что написано ФСБ. У Зорина своего мнения нет и не было по делу. Зорину, в общем-то, можно было зачитать что угодно, он бы подтвердил бы любую информацию, потому что, я думаю, он считает, что следователь просто лучше знает его показания, чем Зорин знает свои показания.

По сути, я уже говорил о том, что никто не спрашивал на следствии, а как вообще  у меня появился этот пистолет, потому что им неинтересно. Вообще вся эта выдумка про то, что я стрелял в лесу… В общем, это даже не показания Зорина были, а якобы он что-то там пояснял. Всё это было написано только для того, чтобы была привязка этого пистолета ко мне, для создания просто образа такого террористического. Вот, собственно, и всё. 

Я пояснял, что машину, в которую подбросили пистолет, легко открыть отвёрткой или чем-то подобным. Машина — “семёрка” без сигнализации. Более того, понятые, присутствовавшие при обыске машины, подтвердили в суде то, что дверь машины была открыта; что я сразу говорил, что пистолет мне не принадлежит, что мне его подбросили. Также и моя супруга это подтвердила. Также экспертизу по эти замкам назначили как раз потому, что хотели разобраться, действительно ли был взлом. И экспертизой тоже были отмечены повреждения замков автомобиля. Что, по сути, тоже не отвергает, что замки могли взламываться. Также я лично вообще не вижу логики, зачем человеку прятать пистолет в машину, которую легко взломать, нет сигнализации . По идее, пистолет мог купить родственник, жена, родители и другие люди. Также хочу отметить, что никаких моих следов в ходе экспертизы на данном пистолете не было обнаружено. Экспертиза по оружию была выполнена, как я  считаю, халатно. Я так и не понял, по какому пистолету использовали все-таки вывод — по вот этому установленному 6885 или по 8695? Ну, там, видимо, просто путанница, что там делали… Так пишутся экспертизы, несколько раз какие-то ошибки просто дилетантские. Также следствием не установлено, кто мне мог этот пистолет отдать, где я его мог купить, когда я его приобрёл, каким образом и конкретно для чего. Вот, сторона обвинения указывает, что якобы для совершения каких-то преступлений. Чем это подтверждается? Чем вообще подтверждается то, что в итоге пистолет всё-таки мой? Я тоже не понимаю. Также вот эти гильзы, которые были якобы найдены в лесу при осмотре места происшествия, Зорин там якобы на что-то указывает. Во-первых, понятые, которые присутствовали на следственных действиях, изначально говорили то, что Зорин вообще ничего не показывал. Потом Зорин сказал, что да, действительно эти гильзы находили. Но если даже Зорин говорит, что видел, как я стреляю из этого пистолета, он точно не говорит когда, при каких обстоятельствах? Даже если представить, что это и было, то гильзы там, когда это могло быть? Зорин сам говорит, что он со мной виделся в походе последний раз на квест-игре в 2017-ом году, в начале, в январе, то, значит, не позже этого времени могли там находиться гильзы. Ну хорошо, Зорин сам говорил, что он в январе на “Карасике” меня вообще не видел. Когда тогда он меня мог видеть? Если эти гильзы всё- таки лежали там, действительно лесу, столько времени, целый год, получается, то они должны иметь на себе следы коррозии, потому что прошла зима, весна, талые воды были. Также и с этим схроном, я глубоко сомневаюсь, полуподвальное помещение при таянии снегов, вероятно, затапливается. Там наверняка всё, что было, в пакетах, если там что-то лежало, наверняка бы всё покрылось бы ржавчиной. Ну, во всяком случае, было бы заметно.  Поэтому я считаю, что в схрон гильзы были положены непосредственно перед этим самим следственным действием, когда их обнаружили. Возвращаясь к экспертизе по оружию, я считаю, что научность и вывод такой экспертизы сомнителен. Так как, у нас нет возможности её повторить: доказательства были уничтожены самими экспертами. Вещественные доказательства я имею в виду. На примере моей характеристики от участкового, которая была опровергнута стороной защиты, был установлен факт фальсификаций доказательств обвинения. Вы, уважаемый суд, можете наглядно видеть, как расследуется наше дело. То есть, это ещё один из моментов. 

Ещё бы хотел сказать о свидетеле Зорине, о чём я не говорил. Для меня, в общем-то, очевидно, что он попал в такой переплёт, и, может быть, это может его как-то оправдать, но всё же, я считаю, что это просто человек низких моральных качеств. Потому что если на первых порах у него, возможно, не было выбора, то в суде у него выбор, конечно, был. Просто он до сих пор боится что…. Его самого запугивали, я считаю. У меня нет по этому поводу никаких сомнений, я не по догадкам вывод делаю. Потому что Зорин тоже находился в СИЗО. И нас вместе однажды вывозили на следственные действия из СИЗО. И нас везли в одном “стакане”, ну, как багажник машины. Мне Зорин лично сказал, что его пытали током. Я ему сказал, почему он об этом не говорил. Он мне ответил, что “и ты не говори, иначе они снова придут”. Вот и всё. Поэтому для меня было всё очевидно. Этому можно верить, этому можно не верить. 

Ваша честь, я всю жизнь занимаюсь музыкой. Всегда выступал под своим именем и никаких других имён я никогда не использовал. Имени своего я не менял. То, что  опять же свидетель Зорин говорит про какое-то имя Максим. Этого просто не было. Я причём в том же 2016-ом году, тогда как по версии следствия, мне нужно было конспирироваться и не посещать массовые публичные мероприятия, как раз-таки и возобновил в 2016-ом году заниматься музыкой и выступать в Пензе в некоторых ресторанах, в филармонии, на концертах, фестивалях. И в общем-то даже, в 2016-ом году местному телевидению интервью давал. Поэтому говорить о какой-то конспирации… Что я ещё могу сказать? Никаких каких-то, я не знаю, усов, бороды, которые я мог бы наклеить, не обнаружено. Поэтому — какая конспирация? И каких-либо доказательств по поводу конспирации следствие, опять же, на мой счёт не предоставило. По своим убеждениям я исключительно мирный человек. Придерживался вегетарианства, сейчас, фактически, я почти нарушаю вегетарианство. Мне просто, я не буду называть имен, но мне некоторые медицинские сотрудники СИЗО просто в разговоре сказали: не будешь есть мяса — ты не выживешь вообще. Я не знаю, так это или не так, я надеюсь, что не так. Но также я придерживаюсь антифашистских взглядов и никогда не считал, что это незаконно, что это плохо. То есть, мне чуждо насилие. И терроризм сюда никак не вписывается. 

В последний раз я был на игре-квесте в январе 2017-ого года. С тех пор я не ходил ни в один поход.  Этот факт нашёл, я считаю, достаточное подтверждение в суде. Все свидетели это подтвердили. Арестовали же меня практически через год. Ну почти, там около десяти месяцев. Что до похода, что после похода никаких противоправных действий не делал. Жил, создал семью, работал. Ну, в общем, жил обычной жизнью. 

Свидетель Зорин в суде говорил, что он осознал всю серьёзность какого-то там “сообщества” и так далее только после того, как побывал на так называемом “Съезде”. Мне, ваша честь, ничего не известно о так называемом “Съезде”. Мне о нём никто никогда не говорил. Я не знаю, был ли он вообще, или это просто выдумка. Я считаю, что его не было. Но, получается, как я должен был что-то осознать, если даже сам Зорин говорил, что он что-то осознал только после этого “Съезда”, а до этого он всё всерьёз не воспринимал? То есть, я-то почему должен был быть более прозорливым и догадливым, чем Зорин? Я в Петербурге вообще никогда не бывал. Хотя действительно хотел бы съездить в этот город. Но так и не довелось. Может, оно и к лучшему получилось. Были бы посещения — могли бы приписать какой-нибудь… 

Я не понимаю, как я мог вступить в террористическое сообщество, если я ничего о нём не знал. То есть абсолютно никто мне о нём не рассказывал. Опять же, не знаю, было оно или не было, но, я считаю, что не было. По-моему, на суде это доказано. Никаких документов, относящихся к делу, я не составлял и при этом не присутствовал. Ни в машине Фроловой, ни у себя дома. Это ничем не подтвердилось. Даже Зорин после оглашения его допроса пояснил, что не помнит, присутствовал я в машине Фроловой или не присутствовал, сказал, что да, возможно, меня не было. А по поводу того, что в квартире, но только здесь также это опровергаю и я, и Шакурский, и супруга моя говорила. Да, действительно, ребята приходили в гости, но никакие ответы на вопросы не давали. Более того, как говорит Зорин, что “ответы давались на ноутбуке Шакурского”. Но опять же, моя супруга, я и Шакурский не подтверждаем, что Шакурский приходил ко мне с ноутбуком. 

Про документы. Это просто чушь, это неправда. И мне даже, например, следователь во время следствия предлагал признать составление этих документов и обещал отпустить под домашний арест. Это уже ближе к концу было. Он говорил, что “ну, с женой повидаешься”. Я тоже отказался от этого, потому что… Ну, во-первых, я не буду признавать… Это против моей природы — признавать то, чего не было. А во-вторых, никакого доверия на тот момент к следователю у меня уже не было. То есть, я не считаю, что он хотел раскрыть преступление, как-то разобраться. Однозначно, просто бы была фабрикация, как говорится. Даже по логике следствия если идти, то непонятно, как я мог узнать, что в документе во время  “Съезда-2017” в итоге будет написано. Если я не ездил не ездил в Питер вообще никогда. Я о чём говорю. К примеру, мы составили документы к поездке в Питер, а потом в Питере он якобы дополнялся. Я так поняла, это версия следствия. Как я могу тогда отвечать за то, что там якобы обсуждалось, и за то, что кто-то там что-то написал в итоге в этом документе. Я-то тут при чём? Как я могу отвечать за то, что потом было кем-то сделано, по версии следствия? Что было ДО этого “Съезда” — нам следствие документы не предоставило. Откуда я могу знать, может, там было две строчки написано, а в итоге просто километр текста?

Дополнительно  я хочу сказать о том, что говорил государственный обвинитель в прениях. Вот у меня такое ощущение, что государственный обвинитель на наших судебных заседаниях практически не присутствовал. Много чего было сказано в ходе судебных заседаний, но государственный обвинитель продолжает ссылаться на  информацию обвинительного заключения, которая в суде своего подтверждения не нашла. Более того, информацию, прозвучавшую в ходе суда, гособвинитель почему-то искажает. Например, приписка, что я якобы был с так называемой группой “5.11”, по-моему, в Арбековском лесу зимой. И что я записывал какие-то ответы на вопросы. Я записывал. И так далее. Но таких фраз на суде не звучало. Наоборот, Зорин говорил, что никогда не включал меня ни в какой “сход”, или что он рассказывать мог, зимой. Он говорит, что я там не был. Я не знаю, опять же, было это или не было. Меня там не было, не знаю я.  Также про настройки раций. То, что я там что-то настраивал. То, что я записывал ответы на вопросы. Зорин тоже такого не говорил. Откуда это вообще взялось? Я не понимаю. Государственный обвинитель упорно продолжает использовать термины “подгруппа” и “структурное подразделение” относительно так называемого “Восхода”. Тут тоже нужно разобраться. Термин “подгруппа” не использовал даже основной свидетель обвинения, Зорин, при допросе. То есть, откуда это взялось, “подгруппа”? Кто это придумал? Явно придумало следствие. Кто в суде произносил “подгруппа”? Я считаю, что термин “подгруппы” был придуман только для того, чтобы хоть как-то связать совершенно незнакомых людей в одну цепочку. Для чего создавалась подгруппа “Восход”, по версии следствия также непонятно. Они это никак не объясняют. Термин “структурные подразделения” тоже не ясно откуда взялся. Что это значит в контексте нашего дела, тоже не ясно. Просто для красоты: “структурное подразделение”. Структурное подразделение должно иметь какие-то обособленные цели и задачи, если мы говорим о сообществе. То есть, например, если мы говорим о террористическом сообществе: выискивать какие-то объекты, выискивать оружие, выискивать, я не знаю, что ещё. Конкретное структурное подразделение для каких-то целей. У нас такого тоже не обозначено. Почему структурное подразделение? Не ясно. Просто для того, чтобы связать в цепочку совершенно незнакомых людей, сделали “структурное подразделение”. 

В суде я так и не услышал ни одного внятного подтверждения инкриминируемого нам преступления. А эти обвинения в терроризме — это более чем серьёзное обвинение. Должны быть неоспоримые, веские доказательства для такого обвинения. Выступающие сотрудники ФСБ в качестве свидетелей постоянно ссылаются на тайну ОРМ и конкретно ничего пояснить не смогли. А верить на им слово — просто не верно. Ясно, что они — заинтересованные лица. Другие свидетели вовсе отказались от показаний, данных во время следствия, и дали показания на суде в нашу пользу. Даже, опять же, возвращаясь в сотый раз к свидетелю Зорину, который явно свидетель,  который говорит то, что надо, как “говорящая голова”, ничего внятного, что подтверждало бы всё это нелепое обвинение, не сказал. Говорил про какую-то “защиту митингующих”, только зачем, когда и каким образом — не понятно. Абсолютно никакой конкретики. И непонятно, при чём тут терроризм. 

Ещё считаю, что Зорин… Нельзя считать, что он написал явку с повинной. Я не зря ему задавал вопрос, когда он допрашивался. Хотел ли он, допустим, с начала 2017-ого года по момент явки с повинной… Вообще, сколько он вынашивал эту идею — сделать явку с повинной? Я же не просто так его спросил. Дело в том, что в июле 2017-ого года Зорин посещал мальчишник, который у меня был перед свадьбой,  саму свадьбу, то есть приезжал ко мне как друг. То есть, я предоставлял ему кров над головой, познакомил его со всеми своими друзьями. То есть, зачем бы он поехал? Я не знаю, если бы он считал, что я террорист, что я преступник, он поехал бы из своего Кижеватово ко мне в Сердобск, веселиться на свадьбе, отплясывать там. А потом он вдруг, внезапно вдруг пошёл, написал явку с повинной и сказал, что я террорист. Это же просто околесица какая-то. Если бы он так считал, он бы, наверное, не поехал хотя бы ко мне на свадьбу. А то он сам признавал, что поддерживал общение дружеское. Странно получается.

По поводу каких-то ещё доказательств моей вины тоже… Больше, я считаю, никаких нет. Вещи, которые у меня изъяли, это вещи простого, среднестатистического обывателя. То есть, один телефон, один планшет. Никаких “специальных снаряжений” у меня нет. Ничего такого у меня не изъяли. Книжки… Да, там Кропоткин был. Я говорил уже в суде, меня эта тема интересовала, у меня есть определенные взгляды. Не более того. Я как-то не был особо политически активным. Я участвовал в социальных мероприятиях, но, опять же, они были по антифашистской направленности в основном, по зоозащитной. Ничего такого криминального, экстремистского я никогда не делал. Да, самое главное — предметов связи никаких не было обнаружено у меня дома: ни рации, ни кучи батареек — ничего такого. 

Уважаемый суд, исходя из вышесказанного мной, я искренне не понимаю, что же такого ужасного я натворил, что гособвинитель запросил для меня аж девять лет. Да девять лет и за убийство не дают. Дают меньше. За убийство дают шесть-семь лет. А мне за три похода дали, — ну, ещё не дали, слава богу, но запросили, — девять лет. У меня на самом деле нет слов, по-моему, это просто какой-то вопиющий случай. Я вообще не понимаю, почему в XXI веке я уже третий год нахожусь под стражей в СИЗО-1 по совершенно надуманному и сфабрикованному обвинению, ведь абсолютно всем очевидно, что это дело — пустышка, это дело не стоит выеденного яйца. Террористические цели не определены, задачи размыты, ни дат, ни времени — просто нет ничего. Даже то оружие, которое нам подбросили сотрудники ФСБ, — а я считаю, что это они сделали, — явно не соответствует тому арсеналу, который, вероятно, потребовался бы для совершения государственного переворота. Для так целей нам надо было, я не знаю, танк ещё в лез завезти и сказать, что это наш танк, потому что с пистолетом Макарова, я не знаю,  государственный переворот совершать всемером… Обвинение громкое, но это абсурдно. 

За два года что произошло? Перед тем, как меня арестовали, я создал семью. Можно сказать, что семья разрушена. Мои пожилые родители пострадали. За время, которое я провёл в заключении, ухудшилось моё состояние здоровья. Я сильно потерял в весе, потерял около 10 килограмм. Нервная система тоже расшатана. Иммунитет подорван. И вдобавок ко всему, как выяснилось… Вдобавок ко всему, я получил… Заболел тяжёлым хроническим заболеванием — туберкулёзом лёгких. Ну и, в общем-то, несмотря ни на что, я ещё верю в справедливость. Надеюсь на какой-то лучший исход. Слово “правда” для меня не последние слово. И поэтому прошу суд вынести мне оправдательный приговор. Потому что никаких преступлений террористической направленности я не совершал. У меня всё.