«Для такого срока должны быть безупречные доказательства». Адвокаты подсудимых по делу «Сети»* о «торгах», фабрикациях и роли Егора Зорина

Екатерина Малышева

Адвокаты подсудимых по делу о террористическом сообществе «Сеть»* заявили в прениях, что для осуждения их подзащитных на сроки от 6 до 18 лет у обвинения нет достаточных доказательств. Подробности второго дня выступлений адвокатов 14 января — в репортаже «7х7».

Приволжский окружной военный суд рассматривает уголовное дело «Сети»* в отношении семи фигурантов ― Ильи Шакурского, Дмитрия Пчелинцева, Армана Сагынбаева, Василия Куксова, Андрея Чернова, Михаила Кулькова и Максима Иванкина. Их обвиняют в организации террористического сообщества и участии в нем (часть 2 статьи 205.4 Уголовного кодекса РФ). Шакурскому и Пчелинцеву также инкриминируется создание террористического сообщества (часть 1 статьи 205.4 УК РФ). Подсудимые не признали свою вину и заявили, что »сознались» под пытками. Ни одно уголовное дело по заявлениям о пытках фигурантов дела не возбуждено.

«Настоящие преступники скрывают следы преступления»

— Это дело [«Сеть»*] трудно назвать рядовым. <…> Обвинение рассыпается, как карточный домик. Такое ощущение, что сторона обвинения собирала не доказательства вины, а доказательства невиновности подсудимых, — начала свое выступление второй адвокат Максима Иванкина Ольга Голованова.

Накануне в прениях выступил первый адвокат Иванкина Константин Карташов. Он нашел в материалах уголовного дела пять разных вариантов целей и задач террористического сообщества «Сеть»* и попросил вернуть дело в прокуратуру. Ольга Голованова поддержала коллегу и призналась, что неоднократно заходила в тупик, когда изучала материалы дела:

— Прокурор запросил максимальное наказание за преступление, которого он [Иванкин] не совершал. Даже вероятность насильственных действий и намека на них в деле не установлены. Настоящие преступники обычно заботятся о том, чтобы скрыть следы преступления, и уж конечно, не выкладывать видеоролики в открытом доступе. Но то, что мы увидели в суде на этих роликах, опровергает позицию обвинения. [Ключевой свидетель обвинения Егор] Зорин без зазрения совести делает выводы, что он состоял в террористической организации. Но, позвольте, это лишь его выводы. При чем тут остальные?

По словам адвоката, Иванкину не чужды взгляды антиавторитария, но это никак не согласуется с идеями терроризма. Ставить эти идеологии в зависимость друг от друга, по ее мнению, «нелепо, абсурдно и несовместимо с личностью Иванкина».

Статью о наркотиках, которую вменили Иванкину и по которой он признал вину, Голованова попросила расценить как пособничество и назначить минимальное наказание.

«Как в анекдоте — „всем и так все понятно!»»

Адвокат Андрея Чернова Станислав Фоменко начал свое выступление со старого советского анекдота:

«Человек разбрасывает листовки, его задерживает КГБ, смотрит на эти листовки. А там — белый лист с обеих сторон.

— Что же ты пустые листовки разбрасываешь? — спрашивают его сотрудники КГБ.
— А что писать, если все и так всем понятно! — отвечает человек с листовками».

— Буду я выступать в прениях или нет, и так всем все понятно, — спроецировал анекдот на дело «Сети»* защитник Фоменко. —  Но я выполню свою процессуальную обязанность и выступлю. Я считаю, что обвинение полностью сфальсифицировано. Пытки — страшная и ужасная вещь. ЕСПЧ тысячу раз высказывался на тему пыток. Он разъяснял, что в случае предоставления доказательств телесных повреждений, полученных в тюремном заключении, бремя доказывания непричастности к ним должно быть перенесено на государство. И тут наша позиция [адвокатов подсудимых дела «Сеть»*] согласуется с ЕСПЧ.

Фоменко напомнил, что суд отклонил серию ходатайств о назначении медицинской экспертизы с целью обнаружить следы пыток, о которой просили подсудимые и их адвокаты.

— Все материалы расследования пыток — отказные, — сказал защитник. — Смешно, да и только. Возвращаясь к анекдоту: разве не понятно, почему не была проведена медицинская экспертиза, не истребованы записи с камер видеонаблюдения СИЗО и почему, кроме объяснений сотрудников, в материалах этих проверок ничего нет? Всем и так все понятно. Мы столкнулись с вопиющей вседозволенностью и безнаказанностью. Но что это — договоренность о пытках, секретный приказ? Власти упорно скрывают этот факт.

Фоменко приводил примеры нарушений и противоречий в материалах дела около двух часов. Он напомнил, что оперативник ФСБ Вячеслав Шепелев сказал в суде, что не был в СИЗО, защитники нашли документальные подтверждения, что был. Показания секретных свидетелей адвокат назвал «цирком шапито, который хотел облегчить свою участь». После просмотра видеозаписи очной ставки Пчелинцева с Иванкиным в суде адвокаты обнаружили нестыковки с протоколом следователя.

— На этой записи даже при защитниках следователь задавал запрещенные вопросы, оглашал предыдущие показания и «давил», — вспомнил видеозапись адвокат Фоменко. — Страшно подумать, что творилось в отсутствии защитников — когда подсудимые оставались один на один с сотрудниками ФСБ. Опять возвращаемся к анекдоту.

«А может, на съезде говорили: «Давайте ФСБ поддерживать?“»

Адвокат Фоменко подробно остановился на обвинении Андрею Чернову в сбыте наркотиков. Он напомнил, как появился «особо крупный размер наркотиков» еще до того, как оперативники изъяли «закладки». Как прошло два с половиной месяца между рапортом об обнаружении признаков преступления («закладок») и самим изъятием этих «закладок». Со слов Фоменко и самого Чернова, в это время следователи ФСБ «торговались» с Черновым — якобы угрожали статьей по наркотикам, если тот не даст признательные показания по основному делу о терроризме.

Фоменко напомнил, что на момент написания заявления о явке с повинной Зорина тоже обвиняли в сбыте наркотиков, а потом — в ноябре 2018 года  — дело прекратили (Железнодорожный районный суд Пензы приговорил Зорина к 3 годам условно). Дело о террористическом сообществе «Сеть»* при этом осталось, хотя уголовное преследование Егора Зорина по нему в сентябре 2018 года было прекращено.

— Без Егора Зорина не могли дать ход делу [«Сеть»*]. Его явка с повинной — счастье, которое свалилось на голову ФСБ. Но даже Зорин говорил: «Если сотрудники правоохранительных органов перейдут грань закона и начнут нас ликвидировать, мы должны не дать им этого сделать». Это что, терроризмом у нас считается? На этих доказательствах можно осудить человека? Всякое бывает в стране, бывает, и правоохранительные органы ведут себя незаконно. Зорин говорил про защиту мирного населения — таких людей [которые защищают] надо уважать, это их моральная какая-то обязанность. Если выдернуть слова из контекста, так можно любое преступление сфабриковать. На съезде [в Петербурге] кто что говорил, Зорин не понял и уехал оттуда раньше всех. А может, там потом говорили: «Давайте ФСБ поддерживать?».

Ни одного доказательства, что Андрей Чернов был членом «Сети»* и выполнял роль связиста, по словам защитника, в материалах дела нет. Так же, как и доказательств, что он участвовал в составлении документов сообщества «Свод» и «Съезд 2017».

—  У него не нашли даже ни одной рации, — пояснил Фоменко. — Что он пытался сказать нам в «аквариуме» [клетка со стеклом в зале суда, в которой сидят на заседаниях подсудимые], мы не могли. Так какой он связист? А про разработку документов… Мы все видели тут, как он [Чернов] не слаженно и нечетко давал показания. Какой из него составитель документов террористического сообщества? Тоже непонятно. Экспертиза ФСБ вообще говорит, что он заторможенный и с низкой запоминаемостью.

Доказательств плана вооруженного захвата власти в материалах дела адвокат, как и его коллеги, не нашел. Перетягивание каната в лесу, «камуфляжная тряпка» и «конспирация» на встречах в «МакДональдс»  — это то, на чем, по его мнению, строится обвинение.

— Уважаемый суд, как на таких обстоятельствах можно вынести обвинительный приговор с такими огромными сроками? — обратился к коллегии судей адвокат Фоменко. — Обвинение просит [Андрею Чернову] двенадцать лет. Но для двенадцати лет доказательства должны быть безупречными, а не [изъятый на обыске у Чернова] телефон, который три месяца валялся без упаковки, а потом на нем нашли «закладки» и какие-то переписки. Просто диву даешься, какая неразбериха. За убийство меньше дают, а здесь — просто побегали в лесу. И это у нас справедливость и правосудие? Уважаемый суд, прошу оправдать Чернова.

Защита Шакурского и Пчелинцева

Илье Шакурскому и Дмитрию Пчелинцеву гособвинитель запросил самые большие сроки — 16 и 18 лет лишения свободы. Их обвинили по части первой статьи 205.4 УК РФ («Организация террористического сообщества»).

Адвоката Ильи Шакурского Сергея Моргунова 14 января заменял защитник Павел Серебряков. Он выступил в прениях в защиту Шакурского от своего лица. Суд пообещал дать возможность высказаться и основному защитнику — Сергею Моргунову — по его возвращении в процесс 16 января.

Выступление адвоката Дмитрия Пчелинцева Оксаны Маркеевой намечено на 15 января. «7х7» опубликует позицию защитников Шакурского и Пчелинцева после их выступления.

После этого в прениях выскажутся сами подсудимые (один из них — Василий Куксов — уже выступил в прениях 14 января) и стороны перейдут к репликам и последнему слову. «Господи, прости их — они не ведают, что творят». В прениях по делу «Сети»* в Пензе выступили адвокаты подсудимых

---

О деле «Сети»* («пензенское дело») стало известно осенью 2017 года, когда ФСБ возбудила уголовное дело.

Суды начались в Пензе с мая 2019 года. Подсудимые не признали свою вину и настаивают, что «сознались» за время следствия под пытками сотрудников ФСБ. Ни одно дело по заявлениям о пытках электротоком возбуждено не было. Материалы проверок исследовали в суде, но суд не назначил экспертизу по току.

Гособвинитель попросил суд приговорить подсудимых к лишению свободы на сроки от 6 до 18 лет.

В начале ноября родственники фигурантов политических дел, по примеру «Родительской Сети» (куда входили только родственники обвиняемых дела «Сеть»*) объединились в движение «Матери против политических репрессий». Акции в поддержку политзаключенных продолжаются по всей стране.

*«Сеть» —  террористическая организация, запрещенная в России.

Екатерина Малышева, фото Евгения Малышева, «7х7»