«Мне возвращаться будет некуда»

Фигурантам «Сети»* запросили до 18 лет. Последнее слово подсудимых.

Андрей Карев, корреспондент судебного отдела Новой Газеты

«У нас в стране тяжело с правосудием. Я никогда особо не интересовался политикой. Потому что я никогда не думал, что когда-то с этим столкнусь. Просидев два года с лишним в камере СИЗО, я много думал, как здесь оказался. Единственный вывод: что мы действительно делали что-то не так, всей страной. Хотя должны были. Наша страна победила фашизм, живы потомки тех, кто сделал это… У нас не было своего Нюрнбергского процесса. Сейчас мы имеем то, что, например, меня задерживают и бьют током, а потом опера ФСБ едут отмечать столетие своей организации. Они же считают себя приемниками НКВД. Тогда не было справедливости, а был бандитизм. Пора сделать шаг в сторону разума, посмотреть, где мы остановились. Рано или поздно придется провести Нюрнбергский процесс, травмы только так заживают», – это последнее слово Дмитрия Пчелинцева. Прокурор Сергей Семеренко запросил ему 18 лет колонии. Остальным — Максиму Иванкину, Василию Куксову, Михаилу Кулькову, Арману Сагынбаеву, Андрею Чернову и Илье Шакурскому — от шести до 16.

В январе Приволжский окружной военный суд возобновил прения по делу «Сети»* на выездном заседании в Пензе. Всю неделю «Новая» следила за выступлениями подсудимых и их защитников на прениях. Они считают, что все обвинение в создании и участии в террористическом сообществе абсурдно и надуманно. В деле нет конкретики, а сплошные оговорки про «неустановленных лиц» и «неустановленные обстоятельства». Часть улик сфальсифицирована, признания выбиты под пытками, а найденное оружие в ходе обысков, вероятно, подбросили, настаивают адвокаты. Они уверены:

там, где есть пытки и фальсификации и отсутствуют доказательства вины, возможно вынести единственно правильное решение — оправдание.

— Сынок, ты к прениям готов? — спросил отец одного из обвиняемых.

— Ага, готов. Прею, прею уже, — пошутил Василий Куксов.

— Я тебе всякие вредности передала: сухари и чипсы. Ты особо не налегай, — сказала своему сыну мама Михаила Кулькова. Он кивнул.

Перед каждым заседанием ограждение у «аквариума» окружают родные и друзья: конвоиры дают несколько минут поговорить. Обо всем. Обсуждают последние новости, передают приветы, рассказывают, какие фильмы успели посмотреть, как сыграла футбольная команда. Ощущаешь себя как в гостях.

Такая домашняя обстановка сразу пропадает после появления тройки судей. Председательствующий Юрий Клубков начал заседание с оглашения медицинских документов. Он спросил у Куксова о его состоянии. Напомним, в декабре врачи обнаружили у него туберкулез в стадии распада. В справке доктора указали, что опасности для окружающих нет и подсудимый может участвовать в процессе. Сейчас он не жалуется на здоровье, говорит, что все нормально, и проходит лечение.

— Вам маску выдали? Можем вас перевести в отдельную клетку, — предложил судья Клубков.

— Не думаю, что опасен, — отказался Куксов и надел медицинскую маску.

В тот же день, 15 января, в изоляторе начальник медицинской части сообщил ему, что у него открытая форма туберкулеза. Один из адвокатов на всякий случай тоже надел маску. Судьи продолжили процесс как ни в чем не бывало.

«Доказательства не считаются, а взвешиваются»

Обвинение в прениях уже выступило — прокурор запросили гигантские сроки: от шести до 18 лет колонии (Пчелинцеву). Теперь очередь защиты. В ходе прений каждый защитник напомнил, что вменяют подзащитным, и указал на отсутствие доказательств. Основная претензия к следствию у адвокатов состоит в том, что оно нашло состав преступления там, где его нет. Нет времени, места, способа, мотива, характера, размера и вреда совершенного преступления. Помимо прочего, у обвинителя нет сведений, когда фигуранты дела вступили в «Сеть» и при каких обстоятельствах.

«Такое впечатление, что сторона обвинения собирала не материалы о виновности подсудимых, а доказательства их невиновности», — отметила адвокат Максима Иванкина Ольга Голованова.

Ее коллеги напомнили, как с самого начала процесса не заладилось у прокуратуры с собственными свидетелями. Они заявили в суде, что во время допросов на них оказывали давление и искажали их слова во время допросов в кабинете следователя.

Первой об этом в суде рассказала свидетельница Алена Машенцева. Она утверждала, что следователь управления ФСБ по Пензенской области Валерий Токарев некорректно занес ее слова в протокол допроса. Другой свидетель, Анатолий Уваров, сообщил, что он был в числе задержанных по подозрению в участии в террористическом движении. По его словам, оперативники давили на него и ему пришлось оговорить подсудимых.

В деле есть только один свидетель, на показаниях которого держится все обвинение, — это Егор Зорин. По мнению адвокатов, он оговорил подсудимых в обмен на смягчение наказания по другому делу. Второй адвокат Иванкина, Константин Карташов, отметил, что в обвинительном заключении указана также причастность в деле самого Зорина, который по неизвестной причине почему-то «отвалился» от дела.

«Зорин стал заложником ситуации. Его можно по-человечески понять, не каждому хватит сил противостоять силовым ведомствам. Страх — самый сильный мотиватор поступков человека», — полагает адвокат Дмитрия Пчелинцева Оксана Маркеева.

Она сделала акцент на том, что Зорина задержали 17 октября 2017 года, а протокол задержания и допрос составили на следующий день. Что он делал целый день? Зорин в суде не мог объяснить. «Можно ли доверять его явке с повинной, когда он на сутки пропал? Вероятно, к нему также применялись недозволенные методы следствия», — предположила Маркеева.

«Отвечая на мои вопросы, Зорин сказал, что мой подзащитный не искал средства связи, не отвечал за конспирацию, не был связистом. Получается, он опровергает обвинение, но прокурор настаивает на обратном», — недоумевал адвокат Куксова Александр Федулов. — Обвинение является вымышленным и комичным».

Адвокат Кулькова Игорь Кабанов перечислил суду доказательства обвинения, которые считает недопустимыми. Это показания Шакурского, где он опознал Михаила Кулькова и других фигурантов как «членов ячейки «5 ноября». Подсудимый заявил, что давал эти свидетельства под давлением и пытками. А такие признательные показания не могут быть «царицей доказательств».

«Дело «Сети» началось со статистических показателей, которые так необходимы правоохранительным органам. Поэтому «со статистикой» появился и Зорин. Потом это и определило характер и существо всего дела. Когда нет доказательств, то появляются провокаторы и секретные свидетели», — предположил адвокат Армана Сагынбаева Тимур Мифтахутдинов.

В деле действительно есть несколько секретных свидетелей: бывшие сокамерники из СИЗО и неонацист, вероятно, сотрудничавший со спецслужбами. Федулов вспомнил показания секретного свидетеля Лисина, который рассказал в суде, что Куксов якобы рассказал ему в СИЗО, что совместно с подельниками готовил переворот, и его приятели на свободе «придут и могут надрать всем задницы». «Шакурский и Зорин, с которыми Куксов общался, уже находились в заключении. Кто тогда находился на свободе среди его приятелей из числа подсудимых?» — заметил защитник.

Другой секретный свидетель, Кабанов (Шакурскому представлялся как Влад Добровольский, в Пензе известен как неонацист Влад Гресько), сообщил суду, как Шакурский якобы пытался его «вербовать в группу, которая готовилась к революционному перевороту в России», — вспомнили его показания адвокаты. Свидетель тогда пояснил, что встречался с подсудимым «из любопытства». Среди доказательств обвинения есть многочасовые записи разговоров Кабанова с Шакурским и Сагынбаевым. Однако свидетель не объяснил, как происходила запись разговоров. Адвокаты утверждают, что эта скрытая аудиозапись велась по заказу ФСБ и никак не была процессуально оформлена. Кабанов сам связывался с Шакурским, своими разговорами вводил его в заблуждение, а такие действия можно расценивать как провокацию, полагает адвокат Сергей Моргунов.

«Эксперты установили, что эта негласная аудиозапись имеет признаки монтажа, в том числе — с использованием контрафактного редактора. Кто обрабатывал эту запись? Кабанов или сотрудники ФСБ? Этот вопрос с монтажом остался неразрешенным», — сказал Моргунов.

Во время обысков у подсудимых изъяли охотничье ружья, травматы и пистолеты. Почти все оружие было официально зарегистрировано. Нелегальный ствол обнаружили лишь в автомобиле Куксова, гранаты с запалом — в машине Пчелинцева. Они отрицают, что это им принадлежат. Ни отпечатков, ни биологических следов фигурантов на этих предметах эксперты не нашли. В суде Куксов и Пчелинцев говорили, что их машины заранее были вскрыты, на замке одного из авто были следы механических повреждений. И понятые подтвердили в суде, что машины не были заперты.

Еще один понятой, присутствовавший при обыске квартиры Шакурского, рассказал, что его пригласили внутрь жилища только спустя семь минут после того, как туда вошли сотрудники ФСБ. Потом в квартире нашелся огнетушитель, который впоследствии неожиданно стал «самодельным взрывным устройством». Из-под дивана достали пистолет — Шакурский при понятых заявил, что оба обнаруженных предмета ему не принадлежат и были подброшены. В суде Илья Шакурский пояснил, что его задержали за несколько часов до обыска, и тогда фээсбэшники у него забрали все личные вещи, в том числе ключи от квартиры.

У Пчелинцева в машине фээсбэшники обнаружили две боевые гранаты и два запала к ним.  «Мне интересно, как Пчелинцев ездил на машине, когда у него под сидением валялись две гранаты. Между прочим, дороги в Пензе как «тещин язык». Можно ли возить гранаты, когда с ним в машине ездили младшая сестра и бабушка? — возмущалась Маркеева. — Есть ли хоть что-то в этом деле, кроме больного воображения представителей плохих писателей-фантастов от ФСБ?»

Адвокат Иванкина Константин Карташов обнаружил множество других противоречий в деле: расхождения в описаниях одних и тех же событий, путаница с распределением ролей, хронологические нестыковки. В частности, в протоколах допросов среди участников тренировок в 2015 году называется Иванкин, в то время как весь этот год он служил в армии.

Защита также напомнила о том, что молодым людям вменяют в вину, что они неоднократно участвовали «в полевых выходах» террористического сообщества — ездили на тренировки в лагерь под Пензой.

Но эти походы, на которых они играли страйкбол, не запрещены законом, и участие в них подсудимые не отрицают.

«Доказательства не считаются, а взвешиваются. Считайте сами: 15 томов обвинительного заключения и ни одного доказательства, подтверждающего виновность наших подзащитных по террористическим статьям», — добавила адвокат Маркеева.

Между тем обвиняемые по статье о покушении на сбыт наркотиков  Максим Иванкин и Михаил Кульков признали свою причастность к преступлению. Их защитники просили судей признать смягчающими обстоятельствами искреннее раскаяние подсудимых, их содействие раскрытию преступления и назначить им минимальное наказание. В остальном все защитники были солидарны: просили признать их подзащитных невиновными и вынести оправдательный приговор по обвинению в создании и участии в террористическом сообществе, а также в незаконном хранении оружия.

«Очень часто правосудие отождествляют с деятельностью, обеспечивающей справедливость. Я предлагаю всем сейчас взять небольшую паузу и задуматься над этим. Разве отвечает все то, что мы видели в суде, те доказательства и те сроки, которые запросило гособвинение, понятию справедливости для этих ребят?» — закончил свое выступление адвокат Чернова Станислав Фоменко.

«Пытаемся доказать, что дважды два — четыре, а говорят, что пять»

Пока выступали адвокаты, семеро в клетке готовились к выступлениям, делали записи на листочках, некоторые пытались заучить свою речь, тихо повторяя текст. Словно готовились к важному экзамену в своей жизни. Только Михаил Кульков (прокурор попросил назначить ему 10 лет колонии) отказался от участия в прениях. Остальные подсудимые попытались указать на все недопустимые промахи следствия. Первым из них выступил Василий Куксов, которому прокурор запросил девять лет лишения свободы.

«С обвинением я категорически не согласен. Уже три года нахожусь под стражей и не понимаю, как это может происходить. Для меня это звучит абсурдно, я ничего этого не совершал. На следствии предлагали дать показания на других фигурантов в обмен на изменение моего статуса на свидетеля. Я этого не сделал, потому что считаю, что это была бы вопиющая подлость», — начал Куксов.

Он считает, что в деле нет никаких доказательств его причастности к участию в террористическом сообществе. Подсудимый говорит, что никакой «Сети» не было, все дело сфабриковано, а стороне обвинения только и остается, что поддерживать все эти «фальсификации и пытки». «Для меня терроризм — однозначно плохо. По сути, я знал только Шакурского и Зорина. Я действительно ходил в походы, с нами была масса других людей. Но почему-то их остальных не считают участниками, а меня — да. Хотя мы были на равных», — недоумевает Куксов.

Василий — собственно, как и все остальные подсудимые — называет показания Зорина лживыми и недостоверными. «Он попал в такой переплет, и это его может как-то оправдывать. Но это человек низких моральных качеств. Если на первых порах у него не было выбора, то в суде у него был шанс отказаться от своих показаний. Но он до сих пор боится это сделать», — продолжил Куксов.

из последнего слова куксова
 

<…> «Постоянно возникает вопрос: за что? Сидишь третий год, разбираешься во всех этих бумагах, думаешь, зачем мне все это? Следователь мне говорил, что этот процесс будет показательным, вас посадят, чтобы другим было неповадно быть антифашистами. По-моему, этот показательный процесс работает в другую сторону. <…>

<…> Говорят, что тюрьма исправляет человека. Что во мне должно еще исправиться? Я — антифашист, я что ли должен стать фашистом? <…>Моя семья разрушена, у меня пожилые родители, теперь из-за болезни я — изгой. Меня поразили сроки. Куда мне потом? Возвращаются туда, где ждут. Мне возвращаться будет некуда. Для чего это? Чтобы кто-то получил награды…»

Затем Василий напомнил о секретном свидетеле Лисине, который в суде утверждал, что якобы, когда он находился с Куксовым в одной камере, тот вел с ним разговоры об анархизме и подготовке к беспорядкам в России. «Лисин говорил, что не хочет революции, потому что «хлебнул разрухи в 90-е». Но сейчас ему примерно 25 лет, в 90-е он был ребенком. Как он мог что-то там хлебнуть, не понимаю. Показания секретных свидетелей доказывают, что настоящих доказательств у следствия не было. Пытались хоть что-то слепить, взять не качеством, а количеством, — сказал Куксов. — Можно сказать, что моя семья разрушена, мои пожилые родители пострадали, мое состояние ухудшилось, я скинул 10 килограммов, вдобавок заболел туберкулезом. Я еще верю в справедливость и надеюсь на лучший исход.

Слово «правда» — не последнее слово. Прошу вынести оправдательный приговор».

Следующим выступил Дмитрий Пчелинцев (прокурор запросил ему 18 лет тюрьмы, его считают лидером «Сети»), почти на 60 листах он со всеми подробностями изложил суть уголовного дела, как проходило следствие и что все признания были выбиты под пытками, после чего он отказался от этих показаний. «Все, что было сказано ранее участниками процесса, очевидно всем. Но мы по-прежнему здесь находимся, и нас принципиально не хотят слышать. Но я все равно уповаю на Конституцию и презумпцию невиновности», — начал Пчелинцев.

Он обратил внимание на размытые временные рамки, которые указаны в деле, и на хронологические нестыковки в обвинении. В частности, в протоколах допросов обвиняемых, которые были выбиты у них, есть сведения, что Пчелинцев якобы создал террористическое сообщество еще в 2013 году. Хотя в тот год он служил в армии. Тогда следствие решило «переобуться» и уже в материалах дела указало, что сообщество было создано «не позднее 2015 года».

Пчелинцев не понимает, как мог быть руководителем и создателем «Сети», поскольку не является сторонником иерархии и считает такой подход рудиментом. «Не мог я, соответственно, по тем же причинам и разрабатывать роль Шакурского, который не приемлет иерархию и тем более не стал бы подчиняться человеку, которому из-за конфликта с лета 2015 года вплоть до задержания даже не пожал бы руку при встрече», — продолжил обвиняемый.

По его мнению, самым «загадочным неустановленным обстоятельством» этого дела является съезд «Сети» в Петербурге. Никакого съезда, как утверждают подсудимые, не было. «То мероприятие, которое питерское ФСБ пытается выставить съездом, проходило 2-4 февраля, и там не было никого из подсудимых, кроме меня. А то мероприятие, которое съездом пытается выставить пензенское ФСБ, не было даже мероприятием, а было впиской в марте, и там не было никого из обвиняемых, — объяснил Пчелинцев. — Все слова о захвате и смене власти писались человеком, который в этом не разбирается».

Подсудимый считает, что в деле ничего нет, кроме домыслов пензенского оперативника ФСБ Вячеслава Шепелева и его коллеги «по цеху» следователя Валерия Токарева. Пчелинцев привел конкретный пример, вероятно, указывающий на фальсификацию улик. Так, после изъятия ноутбуков Шакурского и жесткого диска Сагынбаева, где якобы обнаружили файлы с протоколом съезда «Сети» и манифест сообщества «Свод «Сети»», адвокаты обращали внимание на возможные манипуляции с вещдоками. Электронные носители пензенская следственная группа осматривала несколько раз. При исследовании вещдоков в суде жесткий диск Сагынбаева не удалось открыть, он оказался поврежден, а файлы на ноутбуке Шакурского вовсе редактировались уже после его ареста. Причем эксперты выяснили, что изменения вносились на компьютере пользователя с никнеймом shepelev. «Вина моя полностью опровергнута, и доказано, что я ни в каких преступлениях не виновен», — закончил Пчелинцев и попросил оправдать его.

Следом за ним выступил Илья Шакурский (прокурор запросил для него 16 лет колонии строгого режима). Он тоже сказал, что гособвинение не представило доказательств, что фигуранты дела пытались воздействовать на конституционный строй путем нападения на сотрудников правоохранительных органов, на здания госучреждения, на представительства «Единой России». В материалах нет адресов, каких-либо записей, переписки, ничего.

«А чего следствие не добилось, если чего-то неизвестно — то это у них называется конспирация. Мы довольно подробно рассказали, что прозвища и клички были у нас всех. Даже мой младший брат знал, что меня называют Спайк, это было всем известно, какая же тут конспирация», — уточнил Шакурский.

Потом он перешел к походам в лес, где они играли в страйкбол. По словам Шакурского, почти во всех походах участвовала куча людей, все эти встречи были открытыми, причем секретный свидетель Кабанов подтвердил, что видел фотографии Шакурского со страйкбола в интернете. Это подтверждают и родители Куксова, которые знали, что друзья сплавлялись на лодках. А отец бывшей девушки Шакурского Виктории Фроловой говорил, что давал им внедорожник, чтобы они ездили в лес.

Шакурский категорически отрицает, что хранил в своей съемной квартире самодельное взрывное устройство (СВУ). «Мама любую мою уборку считает недостаточно хорошей. Она регулярно заходила в мою квартиру, так как живет напротив. Она бы пришла убираться, нашла баллон, и что бы я ей сказал? Когда осматривали этот баллон, никого не эвакуировали, — это указывает на то, что сотрудники знали, что он не представляет никакой угрозы», — добавил Шакурский.

Он рассказал, что все признательные показания давал после давления со стороны сотрудников ФСБ и эти показания не могут считаться достоверными. «Справка о моем психологическом состоянии в СИЗО демонстрирует, в каком состоянии я признавал вину. <…>

Медик спросила меня, а если бы твоих детей хотели взорвать, я не знал, что на это ответить. Ко мне обращались не по имени, а называли террористом.

<…> Может быть, это повлияло как-то на то, что я сам поверил, что террорист, но я вернулся к осознанию, что это не так», — признался Шакурский.

из последнего слова шакурского
 

<…> «Я — убежденный антифашист, слушаю показания человека, который является прирожденным нацистом [секретный свидетель Кабанов, представлялся как Влад Добровольский — Ред.]. Он нашел гуманный способ борьбы с антифашистами. Теперь они не стреляют в затылок в подъезде, а дают лживые показания, спрятавшись за масками и с измененным голосом. Наверно, он сейчас радуется. Стоит чаще вспоминать о предках, которые победили фашистское зло, и проводить параллели с действительностью.

Нас учат истине религиозных учений: «возлюби ближнего своего». Но я не нахожу сил, чтобы относиться нормально к тем людям, которые применяли ко мне насилие. Они не просто били меня, не просто наказали, это издевательство и садизм. Я пока не могу найти сил понять этих людей» <…>

«Все собранные доказательства, показания секретных свидетелей и штампованные негативные характеристики на нас — это был неуважительный поступок по отношению к суду. Неужели адекватный человек все это будет воспринимать всерьез?! Если мы будем признаны виновными, это будет «зеленый свет» для ФСБ, чтобы продолжать такую работу. Я прошу справедливо рассмотреть и вынести справедливый вердикт», — завершил выступление Шакурский.

Арман Сагынбаев (прокурор запросил шесть лет заключения), Максим Иванкин (13 лет колонии) и Андрей Чернов (14 лет) также попросили их оправдать по обвинению в участии в террористическом сообществе. «Обвинение не конкретно, потому что нам пытаются вменить взаимоисключающие обстоятельства. Выходит, что мы иерархичные антиавторитарии, военизированные пацифисты. Невозможно захватить власть, разделяя анархистскую идеологию. Это звучит бредово. Все обвинение сводится к утверждению, что дважды два равно пять, а мы пытаемся доказать, что четыре. Но обвинение утверждает, что мы же подписали протоколы, что ответ равен пять», — сказал Иванкин, добавив, что не отрицает вину по сбыту наркотиков, но не согласен с квалификацией, что он якобы совершил преступление с корыстной целью.

Прокурор не стал возражать защите и отказался выступать на стадии реплик. Раз гособвинению нечего ответить защите и подсудимым, то все его доводы полностью разгромлены, заявили адвокаты. После их реплик обвиняемые выступили с последним словом, после этого суд удалился для постановления приговора. Его огласят 10 февраля.

* «Сеть» — запрещенная в РФ организация.