Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Как Тактика, которую российское государство использует против анархистов, может распространиться дальше
Печальные новости приходят из России о деятельности Федеральной службы безопасности — ФСБ — наследница КГБ. Один за другим, анархисты и антифашисты описывают, как ФСБ их похищали, подбрасывали оружие к ним в машины и применяли пытки, чтобы заставить их подписать ложные признания об участии в явно выдуманной террористической сети.
Какое нам дело до случаев пыток в России, в частности? В начале людям в США и Западной Европе это может показаться ещё одной абстрактной трагедией, еще одним призывом к международной солидарности с несчастными людьми из далекой страны. Но ставки здесь намного более значительны. То, что происходит в России — это сценарий кошмара, который может приближаться всё ближе и ближе к нам, если мы не воспримем эту ситуацию всерьез.
На протяжении десятилетий органы безопасности в различных странах неоднократно пытались сфабриковать национальные и международные «террористические заговоры», чтобы навесить их на анархистов. На сегодняшний день все эти усилия оборачивались громкими провалами. Теперь российская спецслужба ввела новшество: похищать анархистов, подбрасывать оружие в их машины и пытать их до тех пор, пока они не согласятся подписать «признания», тем самым надеясь, наконец, предъявить твердые обвинения в участии в «террористической сети». Если ФСБ преуспеет, то мы можем ожидать, что другие полицейские агентства по всему миру переймут их тактику.
В приведенном ниже анализе мы рассмотрим историю этой модели репрессий, проанализируем детали российских случаев пыток и опишем, как нам стоит отреагировать. В Приложении перечислены сведения об арестах и пытках в хронологическом порядке и содержатся подтверждающие доказательства информации из этого отчёта.
Затем [человек] в перчатках стал крутить ручку "динамо-машины". Ток пошел до колен, у меня стали сокращаться мышцы икровые у ног, меня охватила паралитическая боль, я стал кричать, начал биться спиной и головой о стену, между голым телом и каменной стеной они подложили куртку. Все это продолжалось примерно 10 секунд, но во время пытки мне это показалось вечностью.
Один из них стал разговаривать со мной. Дословно он сказал: "Слова нет не знаю, не помню, ты должен забыть, ты меня понял?". Я ответил: "Да". Он сказал: "Правильный ответ, молодец, Димочка". Затем мне в рот снова засунули марлю и по три секунды в течение четырех раз продолжили пытку током. <…> Затем меня швырнули на пол, при падении, будучи связанным за одну ногу к ножке лавки, я упал и сильно разбил колени, они стали сильно кровоточить. С меня стали стягивать трусы, я лежал вниз животом, они пытались присоединить проводы за половые органы. Я стал кричать и просить перестать издеваться надо мной.
Они стали твердить: "Ты лидер". Чтобы они остановили пытки я отвечал: "Да, я лидер". "Вы собирались устраивать террористические акты". Я отвечал: "Да, мы собирались устраивать террористические акты". Один из тех, кто измерял мой пульс на шее, одел свою балаклаву на голову мне, чтобы я их не видел. В один из моментов я потерял сознание на некоторое время. <…> После того как они ушли, в помещение зашел уфсиновец и сказал мне, чтобы я оделся, он отвел меня в мою одиночную камеру.
На следующий день, 29 октября 2017 года, чтобы пытки не продолжались, я разбил бачок от унитаза и осколками порезал себе руки на сгибах и шею. Было много крови от порезов на одежде, на полу, я упал на пол. По видеонаблюдению, установленному в камере, наверное, увидели мои действия. В камеру зашли сотрудники СИЗО и оказали мне медицинскую помощь. Затем ко мне приходили психолог СИЗО — Вера Владимировна.
quote
2.Минимизируем нашу уязвимость к обвинениям в заговоре.
Есть много способов сделать это. Возможно, наиболее очевидным является практика соответствующей культуры безопасности, обмен конфиденциальной информацией по потребности и старания не допускать информаторов в наш круг. Культура безопасности не только для тех, кто может участвовать в незаконной деятельности; для всех, включенных в сети взаимодействия, важно понимать, что государство заинтересовано в систематизации информации или подрыве активности.
Точно так же важно следить за федеральными охотниками за головами наивных молодых активистов. Часто они предпочитают ориентироваться на наименее опытных или вовлеченных людей в социальной среде, а не на давно участвующих борцов. Мы также можем обезопасить себя от подрыва, разобрав внутренние конфликты, прежде чем они будут спровоцированы потенциальным агентом или прокурором, что даст им возможность разделить нас.
Всякий раз, когда кто-то становится объектом политически мотивированного дела о заговоре, важно, чтобы мы организовывали самую лучшую юридическую защиту, какую возможно. Каждое дело о заговоре против радикалов создает прецедент для новых дел; защита одного из нас буквально защищает всех нас. Хорошие юристы выполняют две функции. Во-первых, они устрашают государство, которое с большей вероятностью будет предлагать сделку или снимать обвинения, если оно знает, что их оказывать давление будет дорого и рискованно. Во-вторых, они могут выиграть дела или заставить их закрыть. Привлечение денег для защиты одного человека эффективно может сэкономить гораздо больше денег и душевной боли в долгосрочной перспективе.
Кампании по общественной поддержке также важны. С одной стороны, это означает быть публичным, когда вы стали объектом давления — так вы можете получить поддержку, и вывести репрессии в центр внимания. С другой стороны, это означает организацию долгосрочной поддержки подсудимых, так чтобы они чувствовали себя включенными во взаимодействие с сообществом и так чтобы властям пришлось учитывать сложности работы с общественной реакцией, когда они захотят выбрать нас объектом репрессий. Кампании поддержки могут ориентироваться на наиболее уязвимых лиц в структуре власти; сторонники RNC 8 сделали это, сосредоточившись на окружном атторнее Сьюзен Гаертнер, которая в конечном итоге была вынуждена отказаться от обвинения в терроризме против подсудимых.
Наконец, хотя это само собой разумеется, мы можем защитить себя от обвинений в заговоре, просто не сотрудничая с властями. Многие из этих дел никогда бы не появились, если бы люди не боялись делать заявления против своих бывших товарищей. Все молчат и все свободны — этот принцип касается всего нашего сообщества, а также конкретных групп подсудимых.
Подсудимые, которые сотрудничают с властями, никогда не останутся в выигрыше. Как описано ниже и где угодно, они не только теряют друзей и поддержку сообщества, они так же редко получают значительно более короткие сроки наказания, а время проведённое в тюрьме намного труднее для информаторов.
WcMgcq
Точно так же важно следить за федеральными охотниками за головами наивных молодых активистов. Часто они предпочитают ориентироваться на наименее опытных или вовлеченных людей в социальной среде, а не на давно участвующих борцов. Мы также можем обезопасить себя от подрыва, разобрав внутренние конфликты, прежде чем они будут спровоцированы потенциальным агентом или прокурором, что даст им возможность разделить нас.
Всякий раз, когда кто-то стал объектом политически мотивированного дела о заговоре, важно, чтобы мы организовали самую лучшую юридическую защиту, какую возможно. Каждое дело о заговоре против радикалов создает прецедент для новых дел; защита одного из нас буквально защищает всех нас. Хорошие юристы выполняют две функции. Во-первых, они устрашают государство, которое с большей вероятностью будет предлагать сделку или снимать обвинения, если оно знает, что их оказывать давление будет дорого и рискованно. Во-вторых, они могут выиграть дела или заставить их закрыть. Привлечение денег для защиты одного человека эффективно может сэкономить гораздо больше денег и душевной боли в долгосрочной перспективе.
Кампании по общественной поддержке также важны. С одной стороны, это означает быть публичным, когда вы стали объектом давления — так вы можете получить поддержку, и вывести репрессии в центр внимания. С другой стороны, это означает организацию долгосрочной поддержки подсудимых, так чтобы они чувствовали себя включенными во взаимодействие с сообществом и так что бы властям пришлось учитывать сложности работы с общественной реакцией, когда они захотят выбрать нас объектом репрессий. Кампании поддержки могут ориентироваться на наиболее уязвимых лиц в структуре власти; сторонники RNC 8 сделали это, сосредоточившись на окружном атторнее Сьюзен Гаертнер, которая в конечном итоге была вынуждена отказаться от обвинения в терроризме против подсудимых.
Наконец, хотя это само собой разумеется, мы можем защитить себя от обвинений в заговоре, просто не сотрудничая с властями. Многие из этих дел никогда бы не появились, если бы люди не боялись делать заявления против своих бывших товарищей. Все молчат и все свободны — этот принцип касается всего нашего сообщества, а также конкретных групп подсудимых.
Подсудимые, которые сотрудничают с властями, никогда не останутся в выигрыше. Как описано ниже и где угодно, они не только теряют друзей и поддержку сообщества, они так же редко получают значительно более короткие сроки наказания, а время проведённое в тюрьме намного труднее для информаторов.
WcMgcq
quote
3. Напишите сильную историю, дискредитирующую использование государством обвинений в заговоре и распространите её среди широкой общественности. Если власти прибегают к выдвижению обвинений в заговоре против анархистов как к центральной стратегии репрессий, мы должны использовать это против них. Многим в нашем обществе, а не только радикалам, не по душе идея преследования людей за мыслепреступления. Нам нужно найти способы рассказать людям вне наших социальных и политических кругов о масштабе обвинений в заговорах, чтобы таким образом дискредитировать государства и делегитимизировать дела, связанные с заговорами. Чем шире круг людей, которые не одобряют эту тактику, тем крепче связаны руки властей. Большую часть этой работы еще предстоит сделать. Если вас беспокоят репрессии со стороны властей, подумайте о том, как вы можете достучаться до людей вне радикальных сообществ.
Когда мы говорим об обвинениях в заговоре и охоте на ведьм, важно подчеркнуть, что мы говорим о государстве, которое существует ради насильственных репрессий. Пока есть неравенство и несправедливость, будет сопротивление, а те кто у власти будут пытаться его подавить. Если мы серьезно относимся к революционному движению, нам нужно рассматривать себя в более широком контексте, помня истории движений сопротивления и репрессии, с которыми они столкнулись; нам было бы полезно учиться как на успехах, так и на неудачах прошлого. Также важно помнить, что репрессии — это ежедневный факт жизни для бесчисленного множества людей в сообществах с неправильным распределением власти и привилегий; анархисты не являются кем-то особенным в этом отношении.
WcMgcq
Андрей Чернов — арестован в начале ноября. В тюрьме Чернов встретился с Пчелинцевым, который сказал ему согласиться со всем, чтобы свести к минимуму уровень пыток. Впоследствии он признал свою вину. В настоящее время под стражей.
Арман Сагынбаев — Арестован в начале ноября в Санкт-Петербурге. Как сообщается, у Сагынбаева серьезные проблемы со здоровьем и нуждается в медицинской помощи. Во время слушаний по продлению срока содержания под стражей в середине декабря он сказал, что его постоянно рвет и тошнит. По словам других задержанных, Сагынбаева жестоко пытали. В настоящее время под стражей.
В Санкт-Петербурге
Виктор Филинков — 23 января похищен ФСБ в аэропорту. Филинков — антифашист, программист и гражданин Казахстана. ФСБшники отвезли Филинкова в лес, где пытали током. Он официально подал жалобу на пытки. Сначала он согласился сотрудничать с ФСБ, и признал свою вину, но теперь он отказывается от своих показаний. В настоящее время под стражей.
quote
— На некоторые вопросы ответа не было и у них. — Где оружие?
— Какое оружие, я не знаю ничего, — отвечал я, после чего меня били током.
— Все ты знаешь, где оружие? — Бондарев К.А. не успокаивался.
— Скажите, я скажу, как скажете! — надеялся на пощаду, но все равно получал удары. После нескольких итераций такие вопросы снова менялись на те, на которые ответы были.
Человек в маске бил током в разные места: наручники, шею, грудь, пах, но самым удобным местом была моя правая нога — он прижимал меня к окну, фиксируя мое тело, прижимал шокер, жал на кнопку и держал так, ногу мне в этой ситуации девать было некуда. Бондарев К.А. время от времени повторял удары мне в затылок, всего он мне нанес не менее десяти ударов.
WcMgcq
Игорь Шишкин — Похищен, когда вышел выгулять свою собаку 25 января. Шишкин пропал без вести на два дня, а затем снова появился на суде, на заседание которого никого не пустили. У него на теле есть много следов от пыток и от электрических проводов. Он заключил сделку со следствием. Находится под стражей.
Илья Капустин — свидетель. Капустин был задержан офицерами спецслужбы в масках вечером 25 января по дороге домой. Он сообщил, что его подвергали пыткам с помощью тока во время допроса. Он свободен и попросил убежища в Финляндии.
quote
— Вечером, когда я возвращался домой и был уже недалеко от дома, на меня с разных сторон набросились человек пять в черной форме и в масках. Они повалили меня на землю и, пиная ногами, затащили в минивэн. Я пытался позвать кого-нибудь на помощь, орал, но это не помогло. Меня повалили на пол автомобиля и, продолжая пинать, обыскали, очень плотно затянули наручники — так, что у меня на руках остались порезы. Машина отъехала, и меня начали допрашивать. Когда на какие-то вопросы я не знал ответов, например, когда не понимал, о ком или о чем идет речь, они били меня током из электрошокера в район паха или сбоку от живота. Били током, чтобы я сказал, что тот или иной мой знакомый собирается устроить что-то опасное. Были вопросы о том, состою ли я в той или иной организации, куда ездил, бывал ли в Пензе, спрашивали подробности из жизни моих знакомых.
И при этом время от времени тыкали меня шокером. В какой-то момент один из них сказал, что они могут выбросить меня где-нибудь в лесу и переломать мне ноги — и я уже начал ждать этого момента, когда все закончится, потому что они так долго меня пытали, что это было уже совершенно невыносимо.
В машине я провел примерно с половины десятого вечера до половины второго ночи, когда меня привезли, судя по всему, в отдел ФСБ. Когда меня выводили, то натянули капюшон и заставили смотреть вниз, и я не понял, где мы находимся, но потом, когда меня везли домой на обыск, можно было сделать вывод, что это был закуток здания ФСБ на Шпалерной улице. Внутри отдела я увидел примерно столько же силовиков, только без масок и в штатском. Следователь около часа задавал мне вопросы. Иногда заходили другие силовики — один из них сказал мне, что если я не хочу второго раунда, то должен отвечать на все вопросы.
Потом мы поехали на обыск в ту квартиру, где мы живем, там нам дали почитать постановление пензенского суда о проведении обыска. Когда во время обыска я отказался включать свой ноутбук и телефон, они начали очень резко себя вести, разбрасывать вещи, угрожали, что спрячут гранату и через пару дней снова придут обыскивать. В итоге у меня изъяли ноутбук, телефон и жесткий диск.
