Суд в Пензе. День 10. Свидетели заявили об искажении их слов в протоколах.

На заседании допросили новых свидетелей обвинения — Евгения Смагина и Алену Машенцеву.

«Они приходили за одной книгой»

Первой на заседании 31 мая суд допросил студентку четвертого курса Пензенского государственного архитектурно-строительного университета Алену Машенцеву. Она сказала, что из всех подсудимых знает только Дмитрия Пчелинцева. Свидетельница познакомилась с обвиняемым в августе 2017 года на открытии чайного дома «Чайное дерево» в Пензе. По ее словам, знакомство произошло спонтанно: она была со своим молодым человеком Евгением Смагиным, а Пчелинцев был с женой Ангелиной. Они общались о музыке и чае и виделись потом, со слов Машенцевой, еще «разочек» — просто гуляли. Никаких политических идей во время встреч Пчелинцев ей не внушал. Осенью 2018 года в квартиру, где Машенцева жила со своим молодым человеком, пришли «высокие и здоровые сотрудники».

— Когда они приехали, было уже темно, я была дома одна. Документы они предъявили в [дверной] глазок, — вспомнила свидетельница.

Машенцева призналась, что не помнит, из какого ведомства были «сотрудники», и уточнила, что вряд ли смогла бы их узнать еще раз. В руках у них, по ее словам, была записка от Пчелинцева, в которой он попросил девушку показать правоохранителям книжки.

— У нас [дома] куча всяких [книг] было. Но они за одной приходили, какой — не помню. Кажется, они не нашли ее, — сказала Машенцева суду.

Смагин на тот момент был в командировке в Перу (он занимается поставками продуктов оттуда). О визите «сотрудников» Машенцева сообщила ему по СМС. После рассказа свидетеля гособвинитель Сергей Семеренко попросил суд огласить показания, которые она давала 8 ноября 2017 года следователю управления ФСБ по Пензенской области Валерию Токареву.

— Прошу огласить в связи с существенными противоречиями, — пояснил Сергей Семеренко. Защитники и Дмитрий Пчелинцев были против, но суд передал гособвинителю материалы 15-го тома дела для оглашения.

Что сказала Алена Машенцева на допросе 8 ноября 2017 года

Как следует из допроса Машенцевой следователю Токареву, Пчелинцев с женой бывали у них со Смагиным дома, приходили на чай. Политические беседы при встречах они не вели. Когда к ней пришли сотрудники ФСБ, то попросили показать две книги, ссылаясь на записку Пчелинцева. В ней он просил отдать ранее переданные Смагину книги: учебник русского языка для 6 класса и книгу про Курдистан.

Из протокола допроса также следует, что после этого Машенцева нашла дома ранее незнакомые ей книги. Первая — учебник русского языка для 6 класса, вторая — книга с обложкой романа Виктора Пелевина «Затворник и шестипалый», внутри которого было произведение Питера Гелдерлооса «Консенсус: принятие решений в свободном обществе». Свою подпись на протоколе допроса Алена Машенцева подтвердила суду. Но, по ее словам, она говорила не все, что там написано:

— Половина из этих слов — не мои, — удивилась свидетель. — Я этого не говорила и не знаю, откуда это взялось. Этого не было. Я просто показала книги, они их посмотрели, и все. Брали они их или нет, я не помню.

Девушка подтвердила, что давала показания в здании ФСБ 7 ноября и затем по просьбе следователя приехала для дачи показаний на следующий день. Давления, по ее словам, не оказывалось, но расхождения между ее словами и протоколом допроса она объяснить не смогла.

— Я вообще не понимала, что происходит, когда меня увезли из дома [в здание ФСБ 7 ноября].

«Завитушки» — разные»

В протоколе выемки от 7 ноября, который тоже огласили на суде, указано, что у свидетелей изъяли две книги. Одна из них — учебник русского языка для 6 класса. Вторая книга — с обложкой Виктора Пелевина «Затворник и шестипалый», внутри которой якобы была книга по консенсусу — дописана в протоколе от руки. Машенцева сказала, что почерк — не ее, как книги попали в ФСБ, она не знает.

Пчелинцев подтвердил, что писал записку Машенцевой 7 ноября из здания СИЗО с просьбой передать его книги, которые он оставлял у них дома.

— Мне продиктовали текст записки, и я ее подписал. Но я просил выдать учебник и книжку о Курдистане. Они [сотрудники ФСБ], видимо, поняли, что вторая книжка им не подходит, и впоследствии заменили ее на книгу по консенсусу. Подписи Машенцевой в протоколах похожи, но «завитушечки» везде разные, — заявил Пчелинцев на суде.

Записку Пчелинцева Алене Машенцевой тоже огласили на заседании 31 мая. Она заканчивалась словами: «Извини за этот кипиш».

Что сказал Евгений Смагин на суде

Евгений Смагин подтвердил, что познакомился с Пчелинцевым в 2017 году, что они часто виделись в «Чайном дереве», гуляли, собирались дома у Смагина и Машенцевой на чайные церемонии.

— Я не любил разговаривать о политике. Намасте [индийское и непальское приветствие, соединение ладоней перед собой] и духовные штучки не стыкуются с политикой. Я хочу, чтоб было лучше… еще лучше, чем сейчас, — пытался пояснить свое отношение к политике Евгений Смагин.

Он подтвердил, что после одной из чайных церемоний Пчелинцев оставил у него дома две книги, потому что его машина сломалась, и домой он добирался своим ходом. Что это были за книги, он не помнит.

— Я помню, что одну из них начал читать и отложил. Автор манипулировал [читателем] на уровне базовых эмоций, пытался разжечь негатив с первых страниц, мне это было неинтересно. Но Пчелинцев не заставлял меня читать эти книги, о них не спрашивал, моим мнением о прочитанном не интересовался, — рассказал свидетель.

Алена Машенцева, по словам Смагина, узнала о книгах только когда к ним домой приехали «сотрудники». По возвращении из Перу Смагина, как и Машенцеву, допрашивали в здании ФСБ. Давления, по его словам, при этом не оказывалось.

Пчелинцев заявил, что не помнит, что за книги оставлял: возможно, одна из них была книга Карлоса Кастанеды. В зале суда он поблагодарил Смагина за ответы на вопросы знаком намасте.

Допрос про «экстремистские штучки»

Смагин сказал, что когда пришел на допрос в ФСБ, то понял, что речь идет про «экстремистские штучки».

Как следует из протокола допроса Смагина 19 апреля 2018 года, Пчелинцев вел с ним разговоры на политические темы: о том, что «Россия недостаточно свободна», что «все изменится к лучшему», что «грядут перемены» и что «общество будет свободным». Там же сказано, что Пчелинцев дал Смагину две книги, из которых «он сможет многое почерпнуть».

— Такого жесткого не было, я так не говорил. Пчелинцев говорил просто, что все будет лучше, чем сейчас, что все растет и развивается, и добра будет больше. Про передачу клевых книжек тоже не было. Книги, которые оставил Пчелинцев и которые потом изъяли сотрудники ФСБ, и те книги, которыми мы с ним [Пчелинцевым] обменивались в чайной — это разные книги, — сказал на суде Смагин после оглашения его протокола допроса.

Смагин признался, что книгами Карлоса Кастанеды и Роберта Монро они с Пчелинцевым обменивались. Но, по его словам, в протоколе использован «ложный контекст»:

— Жестких книг не было у нас в отношениях с Пчелинцевым, вы разворачиваете не в том контексте, — сказал гообвинителю Евгений Смагин. — В такой жесткой форме я не говорил. Нахождение в здании ФСБ само по себе волнительно. А возражать сотрудникам, настроенным… я не хочу. Для меня важнее не возражать. Я быстрее хотел закончить. У нас в стране такая норма — относиться к сотрудникам правоохранительных органов с уважением и долей страха, наверное.

This post is also available in: Deutsch (Немецкий)